Он провел рукою под воротником рубашки и расстегнул пуговицу. Просто огнем горит шея! Казалось, даже официантка в столовой - девушка, замученная беготней между столиками и не имевшая времени даже посмотреть на посетителя, - и та глядит на него подозрительно, словно он уже сидит с веревкой на шее...
Он положил деньги на стол и, не ожидая сдачи, вышел из столовой. Прохладный вечерний воздух несколько освежил его, и окружающее перестало представляться в таком безвыходном виде. Он миновал главную улицу, чтобы не попадаться на глаза лишним людям. К старой, заброшенной каланче по какому-то поводу собралась небольшая толпа. Опасливо обошел и каланчу. Подумав, заглянул в парикмахерскую в том же доме, что гостиница. Пусть там его увидят. Хотя у него до сих пор не было вполне точного плана действий, но почти инстинктивно хотелось, чтобы думали, будто он идет к себе в номер. Он сказал парикмахерше, подстригавшей ему бороду, что неважно себя чувствует и сейчас же ляжет в постель. Уже так и сделал было, когда вспомнил, что на нем чужие башмаки - да, да, старые башмаки совсем не известного ему человека, полученные у сапожника на тот день, пока мастер починит его сапоги. И что это ему пришла блажь именно в Алуксне снести их сапожнику?! Подумайте, какой принц - сбились каблуки! И как это в жизни бывает: один пустяк цепляется за другой, а в конце концов выходит неприятность.
Как же это он все-таки забыл зайти к сапожнику?! Взглянул на часы и, вместо того чтобы подняться в гостиницу и полчасика полежать, чтобы переварить клопсы, зашагал к сапожнику. Но напрасно он стучал в запертую дверь - мастерская была пуста. Обошел домик со всех сторон и не нашел никаких признаков жилья. Дети на дворе объяснили, что сапожник живет на другом конце города, но его точного адреса никто здесь не знает. Это было неожиданное затруднение. Оно могло задержать в Алуксне дольше, чем нужно.
Стоя перед окном своего номера, он машинально рассматривал книги в витрине лавки напротив. Мысли текли сами по себе. Но вот в лавке погас свет, и продавщица вышла, повесив на дверь замок. Это значило, что приближалось время, назначенное Квэпом девушке для прогулки. По мере того как он думал, план действий оформлялся в уме все ясней. Теперь уже он точно знал, зачем зашел в контору гостиницы и зачем сказал, будто ложится спать. Знал, что будет делать дальше.
- Запишите для ночной дежурной: разбудить меня в шесть утра, - сказал он горничной и, вернувшись в номер, с шумом сбросил башмаки.
- Ах, черт возьми! Как же быть - чужие башмаки? - Он поднял их - один за другим - и внимательно осмотрел. На подошвах были дырки, и каблуки сильно сношены. Но делать нечего - придется, может быть, оставить владельцу этой рвани свои сапоги... Ну, а то, что лапа у владельца этих опорок на добрый дюйм шире оставляемых ему сапог Квэпа? Это уже не его забота!