Мы оба все еще находились в своих комнатах, когда раздался стук во входную дверь. Я бросил мутный взгляд на часы и понял, что было уже десять часов. Пришла Тэмми.
Она весело улыбнулась мне и протянула руку, когда я открыл ей дверь.
— Приветик. Ты — Джереми, верно? Я Тэмми. Рада снова тебя видеть. Как дела?
Я пожал ее руку, или, скорее, позволил ей сжать мою.
— Хм… хорошо, — соврал я.
Я противился тому, что за мной будут присматривать, но мне нравилось видеть в этой роли Тэмми. Она напоминала вожатую из школы, мне нравилась ее внешность и манера общаться. Тэмми была одновременно милой и простой, и в то же время она была неприступной стеной, на которую никто не может забраться. Телосложение ее было крупным, что делало ее мягкой, но сильной. Волосы были уложены в аккуратный темно-коричневый ореол, переплетенный вокруг всей ее головы, за исключением места у лба, где был надет толстый красный ободок. Тэмми носила очки с леопардовым принтом по бокам и золотые украшение, которые сейчас ограничивались огромными кольцами в ее ушах.
Входя в квартиру, она двигалась, как плещущаяся вода, будто каждое ее движение было чувственным танцем.
— Хорошо тут у вас, — улыбнулась она и усмехнулась, указав на кресло-качалку, стоящее у окна. — Это кресло Эммета, но где же он?
Я бросил взгляд на столешницу, где все еще лежал несъеденный тост.
— У нас возникла проблема… с тостами.
Тэмми закатила глаза, причем специально, но не зло, как будто она все знала о сволочных дьявольских тостерах.
— Все понятно, милый, не волнуйся. — Виляя бедрами, она подошла к двери комнаты Эммета и постучала пять раз. — Эммет, душка, это Тэмми. Я хочу услышать все об этом тостере.
На то, чтобы он открыл дверь, ей потребовалось десять минут, и тогда я узнал две вещи: Тэмми где-то читала о том, как общаться с Эмметом, и у нее было ангельское терпение. Она не повышала голос, не ругала, лишь упомянула, что он пригласил ее в гости и заставляет ждать. Она предложила ему помочь с тостером и поговорить о том, что пошло не так, но, главным образом, она не переставала повторять, что он должен открыть дверь, а когда Эммет наконец это сделал, то затащил ее внутрь и закрылся вместе с ней. Вот тогда у меня наступил свой собственный тостер-момент.
Есть одна вещь, с которой я не могу ничего поделать, я говорил об этом с доктором Нортом, и мой отец ругал меня за это, но я все равно продолжаю чувствовать себя виноватым за все, что происходит вокруг. Я понимаю, что это бессмысленно, но не могу остановиться. Эммет говорит о том, что видит цвета, парящие в воздухе, я же, клянусь, могу чувствовать все это. Если я нахожусь в магазине, и кто-то роняет банку, мне стыдно, и я всегда уверен, что каким-то образом виноват в том, что они уронили ее. Если кто-то расстроен, я уверен, что это я сделал что-то, даже если не знаю этих людей. Иногда я могу сказать себе, что эти чувства не логичны, но гораздо чаще я чувствую усталость и просто хочу лечь в кровать.