Он усмехнулся, подождал, пока остальные слушатели перестанут разглядывать свою обувь и, оценив свою, облокотился о ствол сосны, неспешно повествуя о дальнейшей цепи, не совсем обычных событий:
— Ну, так вот. Пока обитатели этих домов, в них мирно жили и так же мирно, морально разлагались, их не волновало ничего — даже отсутствие нормальной канализации. Сойдут деревянные, обильно покрашенные известью, уличные туалеты. То, что облезлые, так это, собственно, в какой-то мере — норма. Ядовито-зелёная плесень на подоконниках слегка беспокоила только тогда, когда попадалась на глаза, а про отсутствие телевизионного сигнала никто и не догадывался, в виду, почти полного отсутствия приёмников этих сигналов. Жизнь катилась, как по наклонной, пока не наступило время «Х», в виде расселения на другое место жительства, в более комфортабельные условия. По словам живых участников тех событий, они, почему-то плакали, уезжая оттуда. Поэты! Переезд становится похожим на принудительную депортацию: от полной неустроенности и отсутствия удобств, от грязи на дорожках — к светлому будущему в белокафельном клозете и прочим прелестями новостроя. И вот тут началось самое интересное и одновременно, самое печальное: уехавшие стали периодически уходить в мир иной. Если бы от простого пьянства, от которого и так начали гибнуть целыми семьями, то это не вызвало бы такого пристального внимания. Нет. Они гибли самым нелепым образом, в самых нелепых местах, например в подъезде, на собственном празднике. Про поезд я вообще промолчу… Как костлявая с косой прошла. Туда даже знатоки приезжали, языками цокать. Большая такая башмачная аномалия, замедленная во времени и поэтому, недоступная для дотошных исследований; только по слухам и наблюдениям, которые растянуты во временном континууме. Дома примечательны, не только сами собой, но и округа соответствует. Возвращался я, как-то, с одним приятелем — навеселе. Давно это было. Путь держали, как раз, из этого гадюшника. Попутчик парень неплохой, но под воздействием паров алкоголя, теряет остатки, и без того, скудного интеллекта. Плюс ко всему, напрочь блокируется вестибулярный аппарат, вследствие чего, походка становится летящей и напоминает полёт раненого птеродактиля с помесью кенгуру. Интегрированный радар перестаёт распознавать не только лица, но и любые предметы. Неважно, где они находятся: вдали или под ногами. И вот по курсу вырисовывается огромная яма: ни фонарей, ни ограждений, прямо посередине дороги, а по ней, между прочим, не только люди ходят, но изредка и машины проезжают. Вдоль самой дороги, ни одного столба уличного освещения. На яме нет таблички, гласящей, кто ответственный за проведение работ — вообще ничего нет. Кто и, главное, зачем её выкопал — так же непонятно. Размеры археологических раскопок два на два метра и в рост глубиной. На дне ничего нет! Не трудно догадаться, что яма попутчика полюбила, всем своим нутром и крепко держала в земляных объятиях. Ораторским искусством, заживо погребённый, и будучи трезвым, не отличался, но теперь из чрева Земли доносились совсем непонятные звуки, как в дешёвом триллере, когда по сценарию, зомби кушать ищет. На все попытки предоставить помощь, арестант, к нечленораздельному мычанию, добавлял лёгкую примесь нецензурного лексикона. На дне ямы исполнялся безмолвный гопак так азартно, что хотелось позвать музыкантов, но желание покинуть негостеприимное место, оказалось сильнее.