Углю же было все равно. Нет, как мужчина он не мог не оценить всех очевидных прелестей своей подруги, но после смерти Зивиры в нем словно бы что-то умерло. Его душа оказалась намертво замурована в гранитный панцирь также как и изувеченное огнем тело. Гарон, опытный воин, тогда не ошибся. Его природный доспех и впрямь был абсолютно неуязвим для вражеских клинков и стрел. Не раз и не два его поражали могучие удары, играючи прошивавшие нательный кожаный доспех. Но собственная измененная плоть берегла богатыря куда надежнее любой внешней брони.
Его боялись. Степняки уже нарекли его чуть ли не сыном предначальной Тьмы, что не имеет границ, и куда после смерти уходят души людей при жизни запятнавших себя теми или иными грехами. Однако ему было плевать на страхи и предрассудки невежественных степных варваров. Не раз и не два он задавался вопросом кто же именно он такой. И каждый раз не находил ответа. А Чотанна… Чотанна была его другом. Верным надежным боевым товарищем, который в случае чего сумеет надежно прикрыть спину. Но не более того.
Никаких иных чувств меж ними не возникло, да они оба к этому и не стремились, благо внешность Угля была слишком уж специфической даже для не отличавшихся особой брезгливостью варваров, а гитанка и вовсе предпочитала не связывать себя никакими узами и проводить ночи в тех постелях, в которых она сама желала. Для этого народа такое поведение женщин было вполне себе в порядке вещей. Но даже на подобных условиях они так ни разу и не были близки.
Уголь до сих пор не знал женщины, но и это его не волновало. Единственное, чего он по настоящему жаждал, была месть. Месть завладела всем его существом, он стал ее квинтэссенцией, ее воплощением, и когда в одной из разоренных ими деревень ему попалась чудом уцелевшая маленькая девочка с огромными голубыми глазищами на пол лица, он не колебался ни секунды. И его рука не дрогнула… Пусть боятся. Пусть страдают. Пусть мучаются также, как мучилась ОНА. Пусть они все каждой клеточкой своего каждой частицей своего духа ощутят и познают что такое настоящая боль…
— Имперцы не трусы и не дураки. — Невесело вздохнул Гарон, возвращая парня в реальный мир. — За свой город они будут биться не на жизнь, а насмерть. Первые наши успехи были вызваны их растерянностью, но теперь игры закончились. Здесь скоро будет очень жарко, попомни мои слова…
— Тогда, быть может, имеет смысл обойти Орроу и продолжить разорять приграничье? — прищурился Уголь. — Так мы понесем гораздо меньше потерь и нанесем империи намного больший ущерб.