Первыми на уличный помост, сооруженный артистами на главной площади, возле которого собралась разношерстная крикливая толпа, вышли два размалеванных мима в пестром тряпье. Они тут же принялись прыгать и кривляться, своими ужимками и нелепыми вертлявыми движениями вызывая у публики гомерический хохот.
Мимы шутливо боролись и пинали друг друга, разбивая о голову один другого фанерные стулья и прочий специально сооруженный для представления бутафорский инвентарь. Худые нескладные клоуны был похожи на диковинных кукол марионеток и двигались словно на шарнирах. Подобные движения были результатом не только природного таланта, но и долгих изнурительных тренировок, что, впрочем, впоследствии с лихвой оправдывало себя. Зрители были в самом натуральном восторге.
Покривлявшись еще некоторое время, мимы, наконец, оставили арену, освобождая ее для другого участника. Им оказался грузный пожилой жонглер в просторной белой рубахе и широких черных штанах с длинными подтяжками. Глядя на его толстую неуклюжую фигуру, было вообще непонятно, что он забыл в этом месте. Однако стоило ему взяться за дело, все сомнения у публики тут же рассеялись.
Пара деревянных обитых блестящей золотистой бумагой булав порхали в его ловких руках как бабочки, да и сам артист преобразился словно по волшебству. От него будто бы шел некий внутренний свет, и на его фоне был уже не так заметен и объемистый выпирающий из под брючных подтяжек живот, и внушительная розоватая лысина. Да и вообще это просто перестало иметь какое бы то ни было значение. На арене находился истинный художник. Мастер искренне любящий свое дело и посвятивший его постижению всю свою жизнь.
К паре деревянных булав добавилась еще одна, а затем еще и еще… Публика восхищенно замерла. Целых восемь предметов словно по волшебству летали по воздуху, подчиняясь едва уловимым глазу движениям жонглера, а затем артист внезапно поджал левую ногу, оставшись стоять на одной правой. Его руки ни на миг не забывали вершить свою работу, и даже в этом положении он ухитрился не уронить ни одну из булав.
Когда жонглер, наконец, завершил представление, ловко поймав все свои предметы и поклонившись почтенной публике, восторгу зевак не было предела. В широкополую шляпу предусмотрительно выставленную на краю помоста специальным служкой-мальчиком щедро полетели медные и стальные монеты. Благородное серебро или тем паче золото дозволялось иметь только знати и жрецам Всевышнего Атона. И немалую роль в этом запрете в свое время сыграли слуги Всеединого бывшие весьма и весьма падкими на презренный металл.