В очередной раз его пригласили для оценки ювелирных изделий к одному партийному работнику. Каково же было его удивление, когда среди представленных украшений он различил свою брошь! Он так и сказал, когда очередь дошла до нее: «Банка тушенки и четверть хлеба!». Его ни сразу поняли, а после разъяснения, обоим стало понятно, что дедушка, как принято говорить, слишком много знает!
Тут Мойша Аронович собрался было похоронить себя с мученическим венцом на голове, да ни тут-то было. Чиновник понял, что рано или поздно такой же фокус может произойти вновь, а этот, по крайней мере, ничего не просит, не угрожает, не шантажирует, но удивлен, и всего лишь, очень голоден. Дед согласился на предложение увеличения пайка, конечно, за счет государства — приходил каждую неделю. Дело дошло до того, что в конечном итоге он стал звеном, заменившим предыдущих двоих людей, бывшими просто уголовниками, которые пропали в неизвестном направлении.
Работая на этого партработника, дед не просил ничего, но, как всегда, забирал сам, сколько считал необходимым. Конечно, это было не соизмеримо с тем, что творилось в довоенный период, но по окончании блокады, он смог вывезти объемистый саквояж, который скоро пришлось спустить в уже привычную дыру очередного туалета, причем просто сбросив, безо всякой упаковки.
Между прочем именно это место я в ближайшее время и собрался обследовать…
Многозначительно замолчав, Арон обратил свой взгляд на слушателей и, поняв их необузданную заинтересованность, продолжил, чего собственно и добивался — он вновь стал центром внимания.
Последние слова зацепили, даже показались правдой, но вопрос о месте и участии в этой «экспедиции» пока только формировался в головах Андрея и, возможно, Марии, но это чувствовалось, а потому стало зацепкой, которую Держава обязательно намеревался использовать, и не далее как сегодня же ночью.
Думая об этом, он послал возлежащей на «облаке» нимфе воздушный поцелуй, обернувшийся, сразу ставшим томным взглядом, чуть прищурившихся глаз. Правда, это не говорило о желании его, как мужчины, а скорее о ее сконцентрированном внимании на словах Арона, что и подтвердилось моментальной правильной, то есть именно той реакцией, которая была для него наиболее желательна.
— Так вот, опять говорю я вам… На новом месте, куда он был послан по старой памяти московскими, оставшимися в живых «революционными» знакомыми, пришлось восстанавливать ювелирную промышленность. Его роль в этом была не велика, но все же важна и специфична. Он был честен с теми, кто был честен с ним. На сей раз не было ни одного человека, кто бы осмелился украсть государственное, для него это тоже стало табу.