Рустам уже не раз проговаривал себе этот, один и тот же в общих чертах, текст. Еще немного и он стал бы «Дуа»[6]. Мариам стала тем камнем, ждущим на развилке его жизненного пути, который указывает стези и верные, и ошибочные, и спасительные, и гибельные — остается только выбрать…
Он не думал, любит она его или нет, но просто верил, как ребенок и молил об этом Аллаха от всего сердца.
Молодой человек принял за хороший знак, что половину дня в субботу и воскресенье должен проводить у храма. Он часто поворачиваясь, смотрел в сторону крестов, венчающих купола. Он не замечал его, только полумесяц, лежавший у его основания. Рустам был уверен, что это знак Аллаха, как-то попавший туда, совсем не подозревая, что это символ православной Церкви, как лодки спасающей своих чад.
После почудившегося голоса Мариам, он и вовсе расхотел отходить от собора, ведь именно здесь, он его услышал…
Чем дольше выдержка, тем дороже
Уже третью неделю продолжались раскопки. Арон настолько аккуратно и продуманно подходил к вычислению возможного места захоронения драгоценностей, что от усердия, как говорила Мария, уборные вынуждены были стягиваться со всей округи.
Ни один сторожил не мог вспомнить, чтобы это место вмещало такое их количество — вчера обнаружили четвертый. Для площади в один гектар это было уже слишком! Приезжавший посмотреть на их усилия «Анатолич», явно не понимал назначения прокопанных траншей, но был верен своей формуле «друг моего друга — мой друг», а потому молчаливо улыбался и осторожно интересовался, а стоит ли здесь вообще ставить павильоны, намекая на то, совсем не против, если дело закончится новым асфальтированием.
Небольшая сборная палаточка, единственное сооружение, выросшее за это время, была защитой от солнца для ставшей теперь неразлучной троицы. Вряд ли кто-нибудь посторонний мог разобраться в их отношения. Несомненно, они были теплые и открытые.
Вопреки ожиданиям между Андреем и Марией ничего не произошло в смысле сексуальном. По прежнему они оставались на дружеской ноге, ища этому объяснения, смущались, бросая вопросительные взгляды каждый вечер, при пожелании «спокойной ночи». Держава успокоился совсем, относясь к обоим, как к своим детям и радовался их целомудренным отношениям, зная по опыту, что это только укрепит их.
Действительно человеку, бывшему все время рядом, показалось бы, что эти мужчина и женщина — брат и сестра. Темы разговоров наедине настолько глубоко и откровенно забирались в сокровенные уголки душ обоих, что они знали многое из того, что никто никогда не услышит.