А еще старожилы Лысогорки рассказывают, что на горе лысогорской была когда-то криничка, которую выкопал будто бы самолично святой апостол Андрей Первозванный — во время странствия по землям Таврии нашей древней. И заявил будто бы при этом ученик ближайший Иисуса Христа: «Будет из криницы этой пить воду мир крещенный». Был ли на месте нынешней Лысогорки апостол, нет ли — неведомо. Но что вода из криницы лысогорской славилась на всю округу — факт.
Золотая горячка осталась только в воспоминаниях
Отыскать Лысую гору в Лысогорке нетрудно. Куда все дороги в приднепровских селах ведут? Да на берег Днепра, разумеется. А Лысая гора как раз на берегу и находится. Причем она по сию пору лысая — песчаная. И не очень высокая.
— Это срыли ее так! — замечает согласившийся побыть в Лысогорке нашим провожатым уроженец здешних мест Анатолий Дегтярь.
— Зачем? — недоумеваю я.
— Ну, как зачем? На строительство песок возили баржами. В течение тридцати лет, начиная с 1956 года. Четырьмя плавучими кранами погрузка велась. И не стало той Лысой горы, которую я с детства помнил. Знаете, как мы, пацаны, ее тогда называли? Золотой горячкой. Уж очень горяч песок был на ней летом! А в том месте, где больше всего горе досталось — где больше всего песка выбрано было, базы отдыха построили. Саму же вершину Лысой горы сгорнули бульдозерами на трубу, протянутую от Днепра. Для полива полей местных она была проложена.
— По ней и сейчас вода идет?
— А что поливать-то? — вздыхает Анатолий Андреевич. — Нечего поливать нынче. И труба поэтому бездействует.
С провожатым своим мы неспешно проходим мимо огромной, изнывающей от обезвоживания трубы и поднимаемся на самую вершину изрытой-израненной Лысой горы. Я оглядываю округу и невольно вскрикиваю от восторга: такой вид на Днепр открывается сверху — залюбуешься. Точнее, очаруешься. И вдруг на гору налетает ветер. Прям мгновенно, ну буквально ниоткуда взявшись, он завертелся вокруг меня, увлекая за собой. А я стоял, не двигаясь, ощущая, что в душе моей, вместо восторга, тревога нарастает.
Через мгновение, отскочив чуть, ветер бросил мне в лицо горсть упругих дождинок. Не омочив моих щек, они рассыпались по песку и исчезли прямо у меня на глаза. Может быть, испарились. «Мама дорогая, так это ж ведьмы шутят!» — обожгла мозг догадка, и я поспешил прочь с горы.
И в природе сразу же затишье наступило: низко-низко, понад самой травой, умчался ветер. Грозную, свинцового цвета тучу, медленно наползавшую со стороны Днепра на Лысогорку, пронзил горячий солнечный луч. И мне вновь захотелось вскрикнуть. Чтобы криком своим поприветствовать и траву, и деревья, и птицу, взмывшую к свинцовым тучам. Но я сдержался и полюбопытствовал, дождавшись чуть поотставшего провожатого: