).
В заключительной части письма Лысенко писал то, чем и должно было заканчиваться обращение к главному палачу страны: призывом ввести идеологические запреты на генетику, якобы мешавшую Лысенко шаманствовать, и административными мерами (читай: запретом генетических исследований в научных учреждениях, выгоном с работы специалистов-генетиков и запретом на преподавание генетики в учебных институтах) остановить критику со стороны ученых из лагеря генетиков:
«К сожалению, Менделевско-моргановские воззрения, являющиеся, как я глубоко убежден, ложными и вредными, до сих пор преподаются почти во всех наших биологических и сельскохозяйственных вузах. Это является источником широкого распространения среди наших профессоров, биологов и ученых метафизического по своему существу учения о наследственности живых тел…
Смею утверждать, что менделизм-морганизм, вейсманистский неодарвинизм, это буржуазное метафизическое учение о живых телах, о живой природе разрабатывается в западных капиталистических странах не для целей сельского хозяйства, а для реакционных целей евгеники, расизма и т. п. Никакой связи между сельскохозяйственной практикой и теорией буржуазной генетики там нет.
Подлинная наука о живой природе, творческий дарвинизм — мичуринское учение строится только у нас, в Советском Союзе. Пусть эта наука из-за своей относительной молодости еще слаба, но она верна в своей основе. Она детище социалистического, колхозного строя. Поэтому она по своей теоретической глубине и практической действенности так сильна в сравнении с буржуазным лжеучением, что метафизикам менделистам-морганистам, как зарубежным, так и в нашей стране, остается только клеветать на нее, с целью торможения развития этого хорошего действенного учения.
Дорогой Иосиф Виссарионович! Если мичуринские теоретические установки, которых мы придерживаемся и на основе колхозно-совхозной практики развиваем, в своей основе правильны, то назрела уже необходимость нашим руководящим органам образования и сельского хозяйства сказать свое веское слово, внести резкий перелом в дело воспитания наших биологов, агрономов и животноводов…
Прошу Вас, товариш Сталин, помочь этому хорошему, нужному для нашего сельского хозяйства делу»>75.
Другое положение, рассматривавшееся в заключительной части докладной записки Сталину, касалось вопроса, ставшего центральным для Лепешинской. На протяжении почти 15 лет Лысенко утверждал, что растения, животные и человек способны меняться адекватно тому, как меняется среда их существования. Проблема наследования приобретенных признаков, казалось бы, навсегда уже отброшенная наукой, снова возрождалась им и выдавалась за последнее слово марксистской диалектики. И снова он знал, что делает, ведь именно эти мысли были присущи Сталину, который высказал их в брошюре «Анархизм или социализм?» (см. ссылку