Но едва только представлю (как этот мерзкий, старый хрыщ будет меня лапать, как мне придется его трогать, «этот» его… а там, потом… и вовсе: куча таблеток, желая если не то, что заболеть, но и залететь; ненависть к себе, отвращение — фу! нет, не могу!), так и подступает тошнота к горлу, и откровенно начинает трясти от жути. Не могу я. Не могу!
И потом… где гарантии, что эта тварь не обманет? Не будет лапшу вешать, резину тянуть, играться, пока суды идут, а дальше в кювет — как два отброса, и я… и мой Рогожин полетит, да еще и знать будет… как я низко пала.
Ведь не простит. Верю, чувствую, что не простит.
Это тогда было непонятно… Да и будь я просто Сереброва, а то… я Федькина. Сама пришла, сказала, что я его и я дождусь, а тут… Это измена. Жестокое предательство, пусть и во благо. Но это будет измена.
И не думаю, что сможет меня понять и простить. Даже если и сделала бы я это ради него самого (и себя, конечно).
Не могу. Как бы я не любила Федю, как бы не хотела быть с ним вместе… не могу. И боюсь. Боюсь окончательно его потерять. Так, есть шанс через десять-пятнадцать-двадцать (сколько ему там дадут) лет встретиться и наконец-то быть вместе. А если… если «не угадаю», и действительно не сможет простить — подарю свободу (и то, если не обманут), но потеряю навсегда.
Да я себя не смогу простить! Я не смогу с этим жить. Я.
Хоть и так… опустившийся в бедности и унижениях перед «сильными мира сего», человек, не смогу.
А потому — точка.
Выжидать. Единственное, что мне предстоит — это смирно, покорно выжидать вердикта.
* * *
Устала. До безумия от всего устала. Да так, что хоть счеты с жизнью своди: ни на что сил не осталось. Да только ради обоих Федек не посмею. Тогда, с Серебровым, выдержала… И сейчас выдержу. Справлюсь. Хотя бы назло… всем: Лёне, Матросову-Буторину, Пухтееву, маме… и даже отцу. Назло всем, кто в нас с Рогожиным… не верит.
* * *
День дурной. И хоть все они дурные, но сегодня… особенный какой-то выдался.
Опять со скандалом и капризами оттащила Малого в садик, а сама — на рынок, за продуктами. На работу — к десяти: успею еще и ужин заранее приготовить.
И вот, всё уже — готова я! Да только… соседке взбрендило с утра пораньше огурцы начать закрывать: заняла все конфорки. И даже духовку.
Хоть сядь и плачь. А время-то тикает.
А еще голова так гудит, что просто жуть. Деваться просто некуда.
— Ваня! — послышался раздражающий голос «вездесущей» старушки. — Ваня! Это тебе на мобильный звонят?
Обмерло мое сердце в тревоге: неужто с ребенком что? Живо сорвалась с табурета (бросая пост назойливого, молчаливого «выклянчивателя» доступа к плите) — и рванула в комнату.