Вето на любовь (Резниченко) - страница 223

Но после, как Рожина Младшая встретила очередную свою «любоф», проще стало. «Прошло». Другим она заморочилась. Говорят, Валентина даже домой перестала пускать. А там и вовсе ее любовник к ней переехал. «Валик» пропал. Причем жена даже не особо переживала на этот счет. Относительно этого я, конечно, в ней видела себя: как я с Серебровым обошлась. Но там же была ЛЮБОВЬ! И… не знаю, даже не смотря на всю жестокость Лёни, никогда бы… не пожелала ему такой участи. Выселить, отобрать всё. Чужого привести в дом — и как так и надо. Нет. Уж лучше самой уйти. Но… я — это я, а Рита — это Рита. А вскоре, вообще, новость за новостью: ребенка она деду с бабой отдала, а сама укатила за границу. С третьим (этого уже бросив). Отныне теперь у нее — «Бизнесмен». Большую часть денег «наследства» Мазура вложила Рита в его дело — линию по производству женского белья, причем официально став партнером. А что по Валентину — подала на «без вести пропавший», так что через несколько лет — ее официально признали «вдовой» и капитал окончательно закрепился за ней. На остаток она выкупила дело у своего жениха — и тоже его послала. Забрала к себе ребенка — и живет теперь, припеваючи. Хотя замуж так больше и не вышла: женихи, конечно, как перчатки менялись. И, наверняка, теперь уже они под нее подстраивались, а не наоборот. Да, сбылась мечта Рогожиной: в достатке и независима. Но счастье, счастье-то она нашла? Сомневаюсь…

Да и на вид: на языке одна ложь, на лице — камень, а не эмоции. А в глазах… А в них и того страшнее заглядывать, дабы вконец не увериться в своих словах. В своих догадках.

* * *

И об моем обещании… Федьке Старшему.

Изначально, конечно, все сынициировала я. Пока Федя Младший в садике, и пока я еще не родила, приехали. Оба мы приехали с Рогожиным на кладбище, к моему отцу. Серебров больше — никто в моей жизни, а потому в любом виде запретов нет. Да и давно не было. Все у меня моральных сил не хватало. А тут… как бы и повод организовался (перед двойным важным событием). Вот и — приехали.

Шаги, бродя на бум, попытки выудить из памяти, расспросить даже местных сторожей — и выбрели.


Вот оно. Уставила я взор на гранитный, дорогой, красивый памятник, где умелым мастером высечен портрет папы.

А все же… Аннет действительно его любит, раз так постаралась… когда уже не особо есть причины строить из себя прилежную жену. Можно было бы… куда проще — и не было бы не перед кем стыдно, но…

Шумный вдох — и как на духу, как с живым человеком:

— Я выплатила долг. Исполнила веление, как смогла. А остальное — уже не от меня зависело. Я на тебя не обижаюсь. Больше не обижаюсь. И ты… прости. Я Его люблю. И я буду с Ним, хотел, хочешь ты того… или нет. Буду. И ему буду рожать детей. Лишь только ему. Прощай.