— И вы отдали заказ Лионелю Тракерн, — Дэвид снова сделал глоток бренди. — Ах, как хорошо, — пробормотал он. — Может наполнить бокал и для вас?
— Нет, спасибо, — у Эверетта было предчувствие, что голова ему потребуется ясной. Он сел в тяжелое кресло у письменного стола и попытался представить себе, как отреагировали бы его родственники, если бы он сообщил им о том, что женится на нищей сестре художника. Ожидаемые упреки и шокированные восклицания теперь были бы ему безразличны. Проблема заключалась в другом. Согласится ли Лионель на этот брак?
— Есть одна проблема, — сказал Дэвид, как будто прочитал мысли Эверетта.
— Простите?
Дэвид наполнил напитком второй бокал и поднялся.
— Я думаю, что вам все-таки нужно что-нибудь выпить, — когда он подошел к маркизу, золотистая жидкость, казалось, запылала в свете лампы. Он протянул бокал своему другу. — Замечательный бренди.
— Но, я говорил…
Дэвид прервал его:
— Я хотел бы поговорить с вами о Лионеле.
Его тон испугал Эверетта.
— Что с ним? — спросил он. — Вы недавно видели его?
— Очевидно, вы его больше не встретите.
Странная формулировка!
— Что же, пока у нас было только письменное общение.
Дэвид задумчиво посмотрел на него.
— Выпейте, мой друг.
— Я не хочу бренди!
— Хорошо, — Дэвид пожал плечами. — Лионель скончался еще полгода назад в Италии. Я помог Лавидии организовать его похороны.
Эверетт схватил бокал, поднес его ко рту и выпил содержимое.
* * *
Прежде чем взошло солнце, Эверетт был уже на пути в Лондон. Он поднял заспанного и ничего не соображающего конюха, который так и не понял, почему кто-то встал в это время, чтобы тот седлал лошадь. Кроме того, маркиз написал несколько строк своей тете, которые, однако, не содержали объяснения по поводу его неожиданного отъезда. И письмо для Фиби Ангастон, в котором он от всего сердца благодарил ее за хороший совет.
По его настоянию, Дэвид рассказал ему все, что знал о смерти Лионеля.
— Лавидия сказала, что он был вовлечен в спор. По-видимому, в трактире. Одному из сельских жителей не понравилось то, что Лионель рисовал девушек и избил его. Несколькими днями позже Лионель ослеп. Я еще успел посетить их обоих незадолго до происшествия, которое не пошло ему на пользу. А потом доведенная до отчаяния Лавидия, написала мне письмо, в котором умоляла меня вернуться и помочь ей. Она действительно заботилась о своем брате.
«Любой художник лишился бы разума, если бы больше не смог видеть».
— Когда я прибыл, — мрачно закончил Дэвид, — Лионель был уже мертв.
Далее он сообщил, что позаботился о том, чтобы Лавидия поднялась на корабль, который отправлялся в Англию как компаньонка одной дамы, которая не хотела путешествовать без сопровождения. Она больше не могла оставаться в Италии. Девушка настояла на том, чтобы забрать с собой произведения Лионеля, так же, как и свои собственные.