— Я от Элины, — из моих уст это прозвучало как пароль.
Я не ошиблась, она сделала знак охране и меня отпустили.
— Идем за мной, — сказала она. Мы прошли по узкому коридору, освещенному красным неоновым светом, словно по лабиринту, и очутились в небольшой приват-комнате, с мягким велюровым диваном, танцевальной сценой и двухрежимным пилоном-шестом. Кокорина уселась в одно из кресел, достала из-под кресла пачку сигарет, оттуда же пепельницу и, закинув ногу на ногу, закурила. При этом ее лицо было напряжено, а глаза внимательно следили за мной. Она ждала.
— Я ее видела в эту среду, на суде, — сказала я.
Кокорина, молча, курила, продолжая смотреть на меня. У нее были сильные красивые икры, с гладкой кожи сбегали капельки пота.
— Кто вы? — сказала она.
Шагая за ней по коридору, я обдумывала с чего начать разговор, и я решила быть предельно честной.
— Я журналист.
Кокорина не шелохнулась, продолжая курить.
— Я веду судебную хронику и решила прояснить некоторые для себя вопросы. Ты не против?
— Для себя?
Мне показалось, она усмехнулась.
— Ну да, пока для себя, — ответила я.
— Что с Элиной? — спросила Кокорина мрачно.
— С ней все в порядке. Процесс пока не закончился, она держится молодцом. Только молчит и это не в ее пользу.
— Много ей светит?
— Лет восемь.
— Кошмар, — сказала Кокорина и затушила окурок.
— Ей можно помочь, — начала я, осторожно подбираясь к основному вопросу.
— Помочь, как?
— Скажи, почему она так кардинально решила поступить с Тагировым? — задавая вопрос, я внимательно следила за ее реакцией. Мне показалось, что у нее дрогнула щека, а по глазам пробежала тень тревоги.
— А, что бы вы сделали на ее месте? — она подалась вперед, затем шумно втянув в себя воздух, откинулась на спинку кресла, отвернулась и выдохнула, в глазах ее стояли слезы. — Я не знаю, это полностью ее выбор.
— Что бы я сделала…? — я задумалась на мгновение. — Если я была бы уверена, что во всем есть вина Тагирова, то я бы все сделала, чтобы его наказать, — и добавила. — По закону.
Кокорина закурила еще одну сигарету, хороший знак.
— Я не знаю всех подробностей, Элинка всегда была на своей волне. Когда Артур погиб, она, капец, как переживала. Они же оба росли без отца, Артур был ей и за отца и за брата, он был добрым, помогал, ничего для нее не жалел, был для нее Богом. Я говорила ей, что в жизни еще не то будет, а она плакала. Я, правда, больше ничего не знаю, и полиции то же самое говорила, что ничем не могу им помочь, — Кокорина изобразила на лице страдание.
Или не захотела, подумала я.
— И все-таки, считаешь ли ты, что Артур виноват в той аварии?