— Рания, я… — начинает он.
Касаюсь пальцами его губ, призывая к молчанию. Не хочу слов ни на каком языке. Только на языке прикосновений. Хантер бы спорил, он бы обсудил, убедил бы меня, почему «да», и себя — почему «нет».
Меня это больше не заботит. Я знаю, чего он хочет, и знаю, чего хочу я. Скольжу пальцами по его груди к пуговице армейских штанов; я боюсь этого момента. Я боюсь многого. И не то, чтобы я не делала это тысячи, тысячи раз, с тех пор как впервые позволила Малику воспользоваться мной за еду. Но… это другое. Я хочу, чтобы Хантеру было удобно, я желаю его прикосновений, и только так я могу быть уверенной, что он меня не оттолкнет. Я должна дать ему то, что он хочет.
Я обретаю решимость и чувствую, как в животе формируется что-то твердое. Это жестокость моего долга. Да, сейчас все по-другому, я скорее хочу, чем должна, но…
Хватит.
Я двигаюсь, чтобы расстегнуть первую пуговицу, но Хантер перехватывает мои пальцы. Его взгляд испытывает меня, смотрит прямо внутрь. Он сплетает наши пальцы и убирает их от своей интимной зоны, тянет вверх и снова кладет мою ладонь себе на щеку.
Не понимаю. Я думала, что он хочет именно этого. Прикосновений. Освобождения.
Я сказала, что не хочу слов, но чувствую, как мой рот открывается, чтобы спросить его, чего он хочет. Хочу закричать, но не могу. Это удовольствие — боль. Его губы на моих, горячие, влажные и изголодавшие; он пожирает меня так, словно действительно голодал. Его ладонь ложится на мой зад и поглаживает его. Я не могу сдержать рвущийся из горла стон. Звук отчаянья.
Как он узнал, чего я хочу? Он может читать мои мысли? Страх ушел, вытесненный теплом от его поцелуя. Я знаю лишь, что его жесткое тело надо мной, его губы ищут мои, рука скользит по моей коже, разжигая такое желание, что скоро это пламя уничтожит меня.
Хантер отстраняется, чтобы посмотреть на меня, но я хочу не этого. Больше поцелуев. Больше. Он нужен мне. Да поможет мне Аллах, он мне нужен. Я не знаю, что делать, не знаю, что происходит. Знаю лишь, что его губы на моих несут мне больше счастья, чем я когда-либо знала, и не хочу, чтобы оно кончалось.
Двигаюсь, чтобы поцеловать его, но он отстраняется, дразнит. Что это за новая игра? Она мне не нравится. Я хочу его губы. Он смеется надо мной, позабавленный чем-то, чего я не могу понять. Потом он снова меня целует, чтобы успокоить вспыхивающие в моей голове вопросы; должно быть, он их увидел.
Я тону в его поцелуях. Больше всего это похоже на падение: я падаю, окруженная им. Окутанная им. Я снова стону и чувствую, как отвечает его тело. Он хочет меня. Я знаю, как чувствуется желание мужчины. И он не делает ничего, чтобы его облегчить. Лишь касается меня, скользит вверх по моей спине и вниз — по ногам, ласкает мой зад так нежно. Его прикосновения успокаивают мою тревогу, хоронят панику под пожаром вожделения и чего-то еще, чего-то более мягкого и мощного, чем просто желание.