— Да кто вы такой, чтобы мне указывать, как себя вести? Подумаешь, какой-то выскочка-воин будет МНЕ, потомственному наследнику торгового дома Прастов, читать свод правил. — От такого нахальства толстяк побагровел и чисто рефлекторно начал теребить пухлыми дрожащими пальцами свой пояс, где до этого висело его любимое оружие — кнут.
— Мое имя вам знать не обязательно, а вот что не помешало бы, так это то, что я готов оплатить ваши финансовые потери от сломанного кнута и в качестве компенсации забираю этого раба. Не советую отказываться от столь щедрого предложения. — И воин практически силком вложил в руку толстяку небольшой кожаный мешочек, явственно звякнувший при его передаче. Отступив на шаг, воин вперил немигающий взгляд в лицо торговца и вроде как невзначай положил правую руку на эфес своего меча.
Только было вознамерившийся что-то возразить торговец расширенными глазами уставился на перстень с изображением морды какого-то животного, блеснувший в лучах заходящего солнца красными рубинами глаз на указательном пальце воина. Поперхнувшись и закашлявшись, торговец быстро ретировался со двора в неизвестном направлении, а воин повернулся к молодому человеку.
— Присмотри за моей лошадью и будь готов. Завтра на рассвете мы выезжаем. — Не сказав более ни слова, его новый хозяин развернулся и вошел в гостиницу.
Продираясь сквозь колючий кустарник, я гадала, придет ли Прошка на стоянку, или я попрощалась с ним навсегда. Всего за одну ночь я умудрилась столь сильно привязаться к этому пушистому малышу, что сейчас просто места себе не находила. От плохих мыслей хотелось расплакаться, как маленькому ребенку, которого поманили вкусной конфеткой, а в последний момент ее отняли. Правда, к вечеру уже все мысли притупились, и я сама себе напоминала ходячего мертвеца или зомби не первой свежести. Все руки исцарапаны в кровь колючим кустарником, а сама пропахла потом, как лесоруб на лесопилке. Волосы спутались, нос покраснел и безумно чесался после укуса какого-то местного насекомого, я уж не говорю, что ноги казались просто чугунными, и передвигать их с каждым шагом становилось все тяжелее и тяжелее, а желудок терзало неконтролируемое чувство голода.
Найдя подходящее, по его мнению, место для ночевки, Дакк бодро объявил привал. Сбросив рюкзак, я ничком рухнула на него, не в состоянии даже пошевелиться, твердо решив, что никуда больше сдвинуться не смогу, даже в случае атомной войны. Хмыкнув, Дакк сам развел костер, натаскал веток для постели и застелил ее моим плащом. После чего бережно перенес меня на руках на это импровизированное ложе. Ни на что более не реагируя, я свернулась калачиком и провалилась то ли в сон, то ли в забытье. В себя меня привел одуряющий запах жареного мяса и нежное вылизывание моей физиономии шершавым Прошкиным языком.