>Есть кто-нибудь из Абердина? Поговорим. 87-396.
>Ваш портрет в пастели, масле, других материалах.
>150 долларов. Другие темы. 86-596.
>ОТНОСИТЕЛЬНО РОЖДЕНИЯ ЗВЕЗД
>Доктор Азменион: Я полагаю, большинство из вас здесь из-за научных премий, а не потому, что вы по-настоящему интересуетесь астрофизикой. Но не волнуйтесь. Большую часть работы выполняют инструменты. Вы делаете обычные наблюдения, и если попадется что-нибудь особенное, оно всплывет при изучении ваших записей здесь.
>Вопрос: А мы не должны обращать внимание на что-нибудь особое?
>Доктор Азменион: О, конечно. Например, один старатель заработал полмиллиона. Он оказался в середине туманности Ориона и обратил внимание, что газ в одной части имеет более высокую температуру, чем в остальных частях. Он решил, что здесь рождается звезда. Газ конденсируется и начинает разогреваться. Через десять тысяч лет здесь, вероятно, возникнет солнечная система. И старатель стал с особой тщательностью фотографировать этот район неба. И получил премию. Теперь Корпорация ежегодно отправляет туда корабль, чтобы получить новые данные. За это полагается премия в сто тысяч долларов, но пятьдесят тысяч идет ему. Я дам вам координаты наиболее вероятных мест, вроде туманности Треугольника, если хотите. Полмиллиона не получите, но хоть что-то будет.
Кабинет Зигфрида фон Психоаналитика находится под Пузырем. Здесь не может быть холодно или жарко. Но иногда мне кажется, что температура резко изменилась.
— Боже мой, как здесь жарко, — говорю я Зигфриду. — Твой кондиционер не действует.
— Здесь нет никакого кондиционера, Робби, — терпеливо отвечает он. — Возвращаясь к вашей матери…
— К черту мою мать! — раздраженно вскрикиваю я. — И твою тоже.
Наступает мучительная пауза. Я уверен, что его цепи сейчас напряженно работают, и понимаю, что скоро пожалею о своей несдержанности. Поэтому я быстро добавляю:
— Я хочу сказать, мне здесь действительно неудобно, Зигфрид. Тут жарко.
— Вам здесь не жарко, — поправляет он меня.
— Что?
— Мои сенсоры отмечают, что температура вашего тела неизменно повышается на градус, когда мы говорим на определенные темы: ваша мать, женщина по имени Джель-Клара Мойнлин, ваш первый полет, третий полет, Дэйн Мечников и вынужденное расставание.
— Замечательно! — внезапно рассвирепев, кричу я. — Ты шпионишь за мной!
— Вы знаете, я слежу за вашими внешними проявлениями, Робби, — укоризненно отвечает он. — В этом нет для вас никакого вреда. Это не более обидно, чем когда друг замечает, как вы краснеете, запинаетесь или начинаете барабанить пальцами.