— О, вы все живы. А мы думали… — Потом он присмотрелся внимательнее и замолчал на полуслове.
Рейс был тяжелый, особенно плохо нам пришлось последние две недели. Мы один за другим протиснулись мимо Сэма Кахане, который по-прежнему висел в гамаке в импровизированной смирительной рубашке, сделанной Дредом из космического скафандра. Сэм покоился там, утопая в собственных экскрементах и крови, и глядел на нас спокойными безумными глазами. Двое из команды принялись развязывать его, собираясь поднять из шлюпки. Сэм воспринял это совершенно спокойно, ничего не сказал, и это было настоящим благословением.
— Привет, Боб. Клара. — Нас встречала команда бразильского крейсера с Френси Эрейрой. — Похоже, вам здорово досталось.
— Ох, — вздохнул я, — мы по крайней мере вернулись. Но Кахане в плохой форме. А главное, мы вернулись пустыми.
Он сочувственно кивнул и, кажется, по-испански что-то сказал низкорослой полной венерианке с черными глазами. Она приветливо похлопала меня по плечу и отвела в небольшое помещение, где знаком велела раздеться. Я всегда считал, что мужчин обыскивают мужчины, а женщин — женщины, но если подумать, то это не так уж и важно.
Она тщательно прощупала все швы моей одежды — и визуально, и при помощи радиационного счетчика. Затем осмотрела мои подмышки и сунула что-то мне в задний проход. После этого венерианка широко раскрыла свой рот, показывая, чтобы я последовал ее примеру, заглянула туда и откинула назад голову, прикрыв лицо руками.
— Ваша ноз очень плохо пахнет, — с акцентом проговорила она. — Что было?
— Меня по нему ударили, — ответил я. — Один из наших парней. Сэм Кахане. Он спятил. Хотел изменить курс во время полета.
Она с сочувствием кивнула и осмотрела повязку на носу. Затем осторожно коснулась пальцем ноздри.
— Что?
— Здесь? Пришлось перевязать. Было много крови.
Венерианка вздохнула.
— Нужно снимать, — сказала она. Но подумав, вдруг пожала плечами и отменила свое распоряжение. — Нет. Одеваться. Конец.
Я оделся и вышел, но на этом мои злоключения не закончились. Вскоре начались бесконечные отчеты. Мы все прошли через эту утомительную процедуру, кроме Сэма, которого уже отправили в Терминальную больницу.
Может быть, вам кажется, что нам нечего было рассказывать о своем рейсе? Ведь все было записано и зафиксировано на пленках — для этого мы и делали наблюдения в пути. Но Корпорация работает не так. Из нас методично вытягивали все факты, все воспоминания, субъективные впечатления и даже самые беглые подозрения. Опрос продолжался больше двух часов, и я старался, вернее, мы все старались ответить как можно исчерпывающе на все интересующие их вопросы. Это объясняло, чем держит нас Корпорация. Оценочная комиссия может присудить премию буквально ни за что. Вернее, за все, начиная от не замеченных ранее колебаний в цвете спирали до способа избавляться от санитарных тампонов, не спуская их в туалет. Говорят, так пытаются хоть как-то вознаградить экипаж после трудного, но бесполезного рейса. Что ж, это как раз о нас. И мы хотели предоставить им любые, самые ничтожные шансы.