— Не делай этого, дорогая. Как я тебя ни люблю, мне кажется, что лучше я ненадолго вернусь в свою комнату.
Клара потрепала меня по руке.
— Мне будет очень одиноко, — сказала она, гася сигарету. — Я привыкла просыпаться рядом с тобой. С другой стороны…
— Заберу свои вещи, возвращаясь из больницы, — пообещал я.
Разговор мне не нравился, и я не хотел, чтобы он продолжался. Это такая разновидность ближнего боя мужчина — женщина, которую я обычно стараюсь приписать предменструальному состоянию. Мне нравится эта теория, но, к несчастью, в данном случае я знал, что к Кларе это не относится, и, разумеется, остается нерешенным вопрос, насколько это относится ко мне.
В больнице меня заставили ждать больше часа, а потом мне было чудовищно больно. Кровь из меня текла, как из зарезанной свиньи: вся рубашка и брюки были залиты, и когда из моего носа вытягивали бесконечные ярды хлопковой марли, которые туда затолкал Мохамад Тайе, чтобы я не умер от потери крови, создавалось полное впечатление, будто вытаскивают окровавленные куски мяса. Я кричал. Старая японка, которая занималась мной, не проявила терпения.
— О, замолчи, — попросила она. — Ты кричишь, точно как тот сумасшедший старатель, который убил себя. Он кричал целый час.
Я взмахом руки попросил ее отойти и другой рукой попытался остановить кровь. Во мне зазвучали колокола тревоги.
— Что? Как его имя?
Она оттолкнула мою руку и снова вцепилась в нос.
— Не знаю… сейчас, погоди. Ты ведь с того же неудачливого рейса?
— Это я и пытаюсь узнать. Это Сэм Кахане?
Неожиданно она стала более человечной.
— Прости, милый, — мягко извинилась она. — Да, кажется, его звали так. Ему должны были сделать укол, чтобы он успокоился, но он вырвал шприц у врача и… ну, он заколол себя до смерти.
— Да, тяжелый выдался день.
Наконец она сделала мне обезболивающий укол.
— Я наложу легкую повязку, — сказала она. — Завтра сможешь снять ее сам. Только поосторожнее, а если снова начнется кровотечение, давай быстрее сюда.
Закончив, она меня отпустила. После посещения больницы я похож был на жертву террористического акта и побрел к Кларе, чтобы переодеться. Но день продолжал преподносить все новые и новые сюрпризы, и отнюдь не радостные.
— Проклятый Близнец, — напустилась Клара на меня. — В следующий раз я полечу с Тельцом, как Мечников.
— Что случилось, Клара?
— Нам дали премию. Двенадцать с половиной тысяч! Боже, я своей прислуге плачу больше.
— Откуда ты знаешь? — Я уже разделил 12 500 на пять и в ту же долю секунды подумал, а не разделят ли в сложившихся обстоятельствах эту сумму на четверых.