Дионис преследуемый (Сперанская) - страница 134
Говоря о поХц, государстве, мы предельно далеки от концепта, принятого в рамках современной модели. Он представляет собой всего лишь civitas diaboli, а потому его связь с Политейей Платона совершенно исключена. Юлиус Эвола говорил, что изначально не существовало разделения, согласно которому чистое знание (созерцание) принадлежало брахманам, жрецам, а сфера действия — исключительно воинам, кшатриям. Он поясняет, что некогда «две власти объединялись на высшем уровне, который был в одно и то же время и царским, и жреческим». В терминах противоположности действия и созерцания Рене Генон описывал антитезу Запада и Востока. Сам мыслитель безоговорочно утверждал превосходство второго над первым, ибо «неизменность превосходит изменение». В «Учебнике философии Платона» Алкиноя мы встречаем два рода жизни — созерцательную и деятельную. Созерцательная есть знание истины, деятельная — свершение того, что велит разум. Эпитет «необходимая» по отношению к деятельной жизни более чем уместен, — находясь в мире становления, мы, так или иначе, вынуждены растождествляться с «недвижимым двигателем» и «обращаться к общественным делам, когда замечаем, что они идут плохо». Как мы знаем, правители-философы в идеальном Государстве Платона «большую часть времени станут проводить в философствовании, а когда наступит черед, будут трудиться над гражданским устройством, занимать государственные должности», поскольку это — необходимо ради Государства. Именно поэтому деятельную жизнь Алкиной характеризует как необходимую. В античную эпоху теория также превозносилась над пракисом, однако не будем забывать, что в результатом демиур-гического праксиса стал мир становления, разрушаемый и вновь возрождаемый, лишённый статики, пульсирующий и противоположный Единому, рассыпанный на неисчислимые множества. Мир, которым мы восхищены. Мир, который мы ненавидим. Чьи скрижали мы не бережём и неустанно стремимся переписать. Застывшая мысль неведомого Бога. Мысль, порождающая наши мысли о нём. Мир, который побуждает нас действовать, остро осознавая несовершенство микро- и макрокосма, ищущих своё разрешение в жажде небытийности. Подобно Заратустре, спустившегося к людям, философ во имя своей родины и преобразования государства (немыслимого без подражания образцу), должен сойти в «пещеру», чтобы «установить связь между царством чистых идей, идеальным полисом, и здешним миром», воплотив на земле небесный град, «тайную империю» (как George Kreis воплощал «тайную Германию»).