Мол недовольно оскалился. Ну да, его вывернуло. Ведь с Треззой он выпил слишком много — больше, чем могло принять то, что осталось от его пищеварительного тракта. За год практически полного бездействия его желудок сжался, и это была нормальная реакция на то количество пива и бренди. Это не значило, что он был пьян! Но кто такая Вервуд, чтобы оправдываться перед ней.
— Мое свободное время — это мое личное дело, — заявил он. — А они не справляются с работой. Идти в Сенат нужно не с этими недомерками, а с надежной командой.
Кейсил Вервуд вздохнула:
— Ты уже видишь себя Сенатором. Но ты не будешь им.
Дарт Мол, опешив, пронзил ее взбешенным взглядом:
— Ты же сама говорила, что видишь меня там, когда предложила мне должность! Почему сейчас ты становишься у меня на пути?
— Я бы не делала так, если бы ты думал об Иридонии, — ответила Кейсил. — Но ты с первого дня просто рвешься в Сенат. Ты сделал для планеты хоть что-то? Кроме, извини за выражение, тупого наращивания военной мощи? Ты ведь втянешь Иридонию в какие-то страшные события. Какие? Что ты задумал?
— Не задавай вопросов, на которые ты не хочешь знать ответы, — предупредил ситх. — Я знаю, что делаю.
Вервуд отвернулась от него, глядя в окно. Свет иридонийского красного солнца, ложась на ее лицо, делал ее особенно красивой.
— Если бы, Мол. Ты хорош как министр обороны, я не спорю. Но твои знания в военном деле и умение красиво говорить еще не делают тебя хорошим Сенатором.
Дарт Мол подошел к ней вплотную и взял ее за подбородок. До чего же прекрасны были ее глаза — светло-алые, цвета неба на рассвете! И такие бесстрашные!
— Я не остановлюсь. Ты знаешь, — угрожающе произнес он.
Во взгляде Кейсил ничего не дрогнуло.
— Молодец. Не останавливайся, — саркастично ответила она.
Она не боялась ситха, как бы ему ни хотелось верить в иное. Неужели в нем больше не было видно одного из тысяч обличий Темной Стороны? Неужели что-то ушло из него вместе с потерянной кровью и прочим?
После очередной безрезультатной беседы с председателем Совета Министров, Дарт Мол без раздумий отправился в Вортан, в Кантину 24. Живой музыки там больше не было — понятно, почему. Вместо этого на эстраде две пары вытанцовывали под резкую, быструю, как боевой марш, мелодию, чем-то похожую на «Танец с жабокой» талусской диаспоры. На переднем плане в густом табачном дыму извивалась бледнокожая танцовщица, напоминавшая на ту девушку, что научила ситха играть на кветарре, чтобы станцевать для него, только для него. Никса? Так ее звали? Мол так давно не вспоминал о ней.