Филон пытается установить отношение между Богом и чувственным миром; при этом он сталкивается со следующей трудностью: если материя была создана Богом, то как объяснить зло? Чтобы установить отношение, существующее между Богом и чувственным миром, Филон вводит ряд посредствующих реальностей, отражающих различные аспекты божественной природы и божественной мысли. Благодаря этим реальностям Бог оказывается открытым для общения, но только при посредничестве Логоса, отличного от самого Бога. Слово "Логос" связано с восприятием существования Бога как чистого мышления, тогда как слово "Бог" обозначает его сущность как чистое бытие. Цель человека - в том, чтобы сообразоваться с волей Божией, не только повинуясь Закону, но и созерцая самого Бога, что достигается лишь в состоянии экстаза. Посредством культа и при условии своей чистоты человек все же может стать сопричастным Богу.
Столетием позже греческий философ Нумений, предложивший оригинальный синтез платонизма и пифагореизма, которым вдохновлялись Плотин и в особенности его ученик Амелий, предпринял попытку привести к согласию греческую и еврейскую мысль, сделав из Платона "говорящего на аттическом наречии Моисея" (цитация у Климента, Строматы I, 22, 150.4).
В христианской мысли воля к синкретизму наталкивалась на две основные трудности, одна из которых была сопряжена с сотворением мира, а другая - со спасением человека. Христианство, будь то в его ортодоксальной или неортодоксальной форме, учит, что сотворение мира есть акт божественной воли, осуществленный во времени, тогда как греческие мыслители говорят не о сотворении мира, но о некоем его "произведении", что выражает скорее причинную связь, описанную в категориях эманации, нежели акт, мыслимый во времени. С другой стороны, если для язычника спасение, обретенное через посвящение - будь то в сфере философии в собственном смысле слова или же в мистериях, - является чем-то внешним, автоматическим и не может быть утрачено, каково бы ни было последующее поведение получившего обетование о спасении, то для христианина спасение есть внутренний дар, ниспосылаемый не навсегда и могущий быть отъятым, что требует от человека неукоснительного соблюдения заповедей и неколебимой веры.