безумный, заорал: – Это ты ни хрена не понимаешь, товарищ лейтенант!
Начитался, б…, учебников! «Армия, реформа»… Это у тебя в училище
надо реформу проводить, а лучше в голове у тебя! Армия, она совсем не
такая, как в твоих книжках написано!
Эта длинная тирада вымотала ротного, он снова опустился на
стул и успокоился. Смальков сидел ни жив ни мѐртв.
– Книжки – это… книжки, лейтенант! – вздохнул Зубов. – А здесь
реальная воинская часть. Здесь служить надо, а не теориями заниматься.
Теориями и без нас есть кому заняться… Ты трѐх дней ещѐ не
прослужил, а у тебя в активе уже… – Зубов стал загибать пальцы. –
Писсуар расхерачил, раз, кровати без приказа двигал, два… Такими
темпами, лейтенант, ты нас в конце концов точно вгонишь в какую-
нибудь жопу. Бросай эти фортеля, Смальков, проще будь, и люди к тебе
потянутся. Вот так!
– Разрешите идти? – понуро спросил лейтенант.
– Давай, служи.
Не зря, ох не зря древняя армейская мудрость гласит:
«Инициатива трахает инициатора…» Не знаю, кто был тот философ,
который сформулировал эту истину, но, как видно, человек был
неглупый и по званию наверняка не ниже прапорщика, ежели было у
него время этой философией заниматься.
За столом «черпаков» в столовой Ходоков начал канючить. Обида
за разбитый нос не давала ему покоя, и он, конечно, считал, что
наказание, которым отделался Папазогло, не искупает и соток доли
вины наглого «духа».
– …Нам бы деды такое хрен простили! В упоре бы умирали до
утра! А мы ему даже в фанеру не засветили! – ныл побитый «черпак»,
шмыгая носом, похожим на перезрелую сливу. – Добрые все стали!
68
Сегодня один, а завтра и другие начнут! Не знаю, как вы, а я ему ещѐ
устрою! «Душара» вонючая!.
Гунько долго и пристально смотрел на Ходокова, а потом под
столом носком своего сапога со всей силы заехал ему в коленку.
Бедолага согнулся от боли.
– Ты чѐ, блин? – заверещал он. – Чѐ за дела?
– Слышь, ты, ур-р-род! – прошипел Гунько так, чтобы «духи»
сидящие за соседними столами, ничего не слышали. – Заткни свой рот
поганый! А то я щас закончу то, что Папазогло начал! Ещѐ раз увижу
тебя возле салаг – мы тебе сами кукушку отобьѐм! Понял?
– Значит, вот так, да? – корчась от боли, выдавил из себя
Ходоков. – Против своих, да? Ну-ну…
Он медленно поднялся из-за стола и поковылял к выходу,
бормоча на ходу какие-то угрозы.
– И где эта сука своих нашѐл? – ухмыльнулся Гунько и спросил