разглядывая новенькие сапоги. – Как у старшины за пазухой.
– Каптѐр – это звучит гордо! – поддержал его Кабанов.
70
– У тебя я здесь вижу шинельки нулѐвые? – вступил Медведев. –
Сокол, я одну забил!
Соколу пришлось мягко, но решительно прекратить этот
вандализм.
– Так, братва, погодите делить, – сказал он, оттесняя друзей от
шкафа и прикрывая дверки. – Я сегодня только первый день, ещѐ ни в
чѐм не разобрался, так что придѐтся подождать…
– Первый день, а уже жмѐтся! – возмутился Гунько. – Что дальше
будет?
Глядя на Сокола, Медведев и Кабан сокрушѐнно покачали
головами. Каптѐр дружески улыбался, но от шкафа не отступал.
Всем стало понятно, что доступ к сокровищам Шматко им пока
заказан. «Черпаки» заняли позиции вокруг стола.
– Короче, Сокол, ты должность получил? – строго спросил
Медведев.
– Ну.
– Что «ну», товарищ ефрейтор? Где? Наливай!
– Кабан, там, во втором ящике снизу. – Сокол показал на тумбочку
возле двери. – Доставай!
Кабан извлѐк на свет Божий белый фаянсовый чайник с
отколотым кончиком горлышка, сахарницу, четыре кружки и жестянку с
заваркой.
Подполковник Колобков был раздражѐн не на шутку. И причиной
его раздражительности была молодая супруга замкомандира –
медсестра Ирочка. Она всеми путями избегала исполнения своего
супружеского долга, и Колобок изнывал от этого и бесился. Причины
такого отношения Ирочки к своему мужу были просты – она его не
любила и в первую же ночь после свадьбы поняла, какую ошибку
совершила. Но теперь было уже поздно метаться, и семейная жизнь
Колобковых постепенно превращалась в ад.
71
Колобков шѐл по направлению к штабу по тѐмной дорожке, мимо
аллеи молодых деревьев. Подполковник зло хлестал рукой по листве,
вымещая на растительности своѐ дурное настроение. Но это совершенно
не помогало.
У входа в штаб было темно. Подполковник промахнулся мимо
ступеньки и оступился. Полетела фуражка, Колобков чуть не упал на
землю, его спасли только вовремя выставленные вперѐд руки. Тут его
и прорвало.
Наградив матами темноту, ступеньку и, разумеется, абстрактный
«бардак», который и есть совокупность всех отрицательных факторов
армейской жизни, Колобков призвал к себе Ходокова, который
дневалил по штабу.
– Я, товарищ полковник! – вытянулся в струнку боец.
– Головка от патефона! – заорал Колобков. – Почему возле штаба
темно, как у негра в жо… желудке?
– Так всегда было, товарищ полковник…
– Значит, хреново было, боец! Короче, чтобы повесил здесь