серия Месть: Горькая трава полынь (Книга третья) (Снежная) - страница 143

   Выражение лица Ганзало ДиРамоса даже спустя годы греет мне сердце. Ни до, ни после я не видел, чтоб замполич хватал губами воздух, как вытащенная из воды рыба, и кивал мне с упорством игрушки-болванчика.

  В общем, мы с замполичем поняли друг друга. Но был ещё медик.

  Во-первых, это был свеженазначенный медик, и Дьюпа он совершенно не знал. Во-вторых, к уродам краснопузый не имел никакого отношения. Даже 'стажно-прыжкового', как ДиРамос. Потому ситуацию он совсем не просёк. А сыграть в пьесе главную роль ему очень хотелось.

  Пока мы с замполичем общались, как в замедленной съёмке, ведь кисель, разлитый Дьюпом в каюте, никуда не делся, медчучело отдышалось слегка и пискнуло:

  - Сержант Макловски? - голос дребезжал и вибрировал. Трудно не дрожать от страха, когда нет практики общения с уродами. - Я-а... посмотрел график освидетельствования пилотов. Вы-ы... не принимаете гормональные препараты и позволяете себе не проходить ежедневный осмотр. Вы-ы...

  И тут этот идиот зачем-то выбросил в сторону напарника руку. Не достал, конечно, но угрожающие безопасности движения Дьюп засекал даже спиной.

  Кресло словно бы дрогнуло, распухая в тесном пространстве каюты, и медленно сделало пол-оборота.

  Оно поворачивалось, а из неведомой Бездны в пустое тело возвращалось... нечто. Очень тёмное и злое, даже освещение в каюте притухло.

   Я сидел на кровати, отгороженный от начмеда плечистой фигурой напарника, и вслушивался, как между мною и краснопузым вырастает ещё и невидимая стена.

  - Вы не имеете права так себя вести! - выл медик, чувствуя, что сейчас с ним сделают что-то нехорошее. - Я напишу на вас рапорт! Я буду жаловаться капитану!

  Он дрожал и пятился, хотя Дьюп пока всего лишь молча смотрел сквозь него.

  Я знал этот 'пустой' взгляд, когда зрачок расширяется на всю радужку, и напарник глядит на тебя слепо и страшно. Чтобы отдать кристалл, мне пришлось продавить вчера почти такой же взгляд, и после этого от моего запаса сил, духа и воли остались только названия.

  Коммедив Ларшу, как мьёр, запас воли имел мизерный, потому из радиуса поражения дьюповым взглядом, буквально, выпрыгнул спиной вперёд.

  Коридорчик в нашей каюте для двоих маловат, и в его горловине как раз кресло Дьюпа, а потому медик, (какой конфуз!), налетел в тесноте на замполича, и в панике начал апеллировать к нему.

  Тот, застыл, бесшумно разевая рот, то ли от боли в отдавленной ноге, то ли просто по закону трагедии: к тому моменту я как раз решил, что пьеса у нас всё-таки больше похожа на приключения двух козлов.