"Если бы вы знали, как я хочу прикоснуться к вам…"
Кадан скользил на несколько шагов впереди и лишь на поворотах ловил руку Луи, чтобы не потерять его в толпе.
Потребность видеть юношу очень быстро заменила для Луи все остальные потребности. Он напрочь забыл и про Рафаэля, и про его семью, и про друзей по бильярдному столу. Даже воспоминания о покинутой родине все реже появлялись в его голове, потому что Кадан занимал его мысли чуть больше, чем целиком.
И по-прежнему его тревожили те вопросы, на которые ответа найти он не мог.
Был ли Кадан мужчиной или стал жертвой изуверской операции, которой теперь так часто подвергали предназначенных в угоду божествам музыки сирот?
Луи то и дело ловил себя на том, что невольно присматривается к абрису его брюк, но разобрать ничего не мог.
Искал ли он общества Луи или рассчитывал, что тот станет содействовать его карьере?
И во втором случае как он, лишившийся всего своего состояния, сможет сохранить интерес молодого, привыкшего к вниманию и преклонению певца?
— Я слышал, с годами оперные певцы полнеют, — заметил Луи как-то, когда они сидели в кафе, и Кадан самозабвенно заказывал одно пирожное за другим. Заметил больше потому, что ему хотелось хоть немного зацепить собеседника и попытаться обратить его внимание на то, что он не сможет вечно петь и привлекать к себе взгляды состоятельных людей, чем потому, что в самом деле его беспокоил этот вопрос.
Кадан замер с серебряной ложечкой в руках и приподнял брови в насмешке.
— Вы уже заглядываете так далеко, месье Луи? Планируете нашу с вами совместную жизнь?
Луи поджал губы, не зная, что сказать — признаваться в том, что в мыслях он уже представлял, что Кадан будет рядом с ним всю жизнь, он не хотел, тем более что тот до сих пор даже ни разу не пригласил его к себе домой.
Кадан задумчиво отправил в рот ложечку крема и, отвернувшись к окну, кажется, слегка загрустил.
— Я буду с вами столько, сколько вы пожелаете видеть меня, — определился наконец Луи и, поймав его запястье, прижал пальцы Кадана к губам.
— Я не хочу, чтобы вы уезжали, — упрямо сказал тот.
Луи выпустил его руку.
— Боюсь, этого не избежать. Уехать мне все-таки придется, — сказал он.
С необходимостью отъезда на самом деле он определился не так уж давно. Вплоть до последних дней Луи вовсе не знал, что будет делать дальше. У него была с собой шкатулка со старинными драгоценностями, доставшаяся от матери, и больше ничего. Волнения во Франции продолжались, и веры в то, что когда-нибудь он сможет вернуться домой, у Луи было все меньше. Он слышал, что другие аристократы, оказавшись вдали от Франции, ищут способа найти силы в поддержку короля — но сам этим заниматься не хотел.