– И судьёй будете вы? – девушка скривила губы, снова пытаясь спрятать переполняющие её эмоции.
– Ты догадлива, – засмеялся мужчина. – Вставай! Скажешь несколько слов в свою защиту.
– Зачем? – она подняла глаза. – Вы уже всё решили.
– Откуда ты можешь знать, что я решил? Ты даже не хочешь побороться за свою жизнь?
– Вы хотите ещё поиздеваться? Не верю, что вы отпустите меня.
– Правильно. Не отпущу, – хмыкнул Болдер. – Вставай, или казнь провести прямо здесь?
– Нет, – Мари зажмурилась, едва сдерживая слёзы. – Хочу ещё раз взглянуть на солнечный свет…
– Не надо трагедии, – серьёзно перебил маркиз. – Противно смотреть! – он резко схватил девушку за предплечье, рывком поднял с пола. – Ты всего лишь чёрная крестьянка, как тебя не разодень и не научи кланяться, ты останешься безродной дворнягой. Одной больше, одной меньше – никто не заметит и не вспомнит!
Мари нетвёрдо встала на ноги, молча выдернула руку из чуть ослабленной хватки мучителя и, не поднимая глаз, шагнула к двери. Бороться не хотелось… Вообще ничего больше не хотелось, только закрыть глаза и, вновь открыв их, оказаться в своём маленьком лесном домике, забыв обо всём случившемся, продолжить жить в милом сердцу одиночестве…
Грубый толчок в спину поторопил обреченную пленницу, и та зашагала быстрее по узкому коридору. Одиночество… В этот миг Мари с особой остротой ощутила, чем оно отличается от привычного ей уединения. Оно было чёрным и холодным, и сейчас именно оно сковывало сердце ледяными пальцами предчувствия смерти. Никого рядом, никого… И лучше было бы погибнуть в зубах дикого зверя в родном лесу, чем под равнодушными руками палача, которому плевать, кого привели к нему в цепях на убиение. Никого рядом – никого, кого любила бы Аннамари, никого, кто любил бы её, для кого она значила бы хоть что-нибудь… Последние шаги в своей жизни несчастная дикарка должна была совершить в раскрывшемся ей наконец во всей своей «красе» и ненавистном теперь до глубины души одиночестве.
* * *
Небо медленно темнело, провожая заходящее солнце. Прохладные осенние сумерки ложились на дорогу. До дома оставалось ехать ещё около часа. Уильям гнал коня, позабыв об усталости, о дневном зное, обо всех своих ощущениях. В мыслях остались лишь вопросы. Разбираться во всём самому и надумывать ненужных проблем желания не было, надо было чуть потерпеть и узнать правду. Он будет смотреть матери в глаза, требуя признания, будет твёрд и решителен, он готов к любой правде.
Но ждать ещё так долго, графиня может ехать до самого утра, а если она остановится на ночлег, то и подавно – приедет только к обеду.