– Кто вы на самом деле? – тихо спрашиваю я, приподнимаясь и опираясь руками на край стола.
Не могу избавиться от мысли, что этот тип знал обо мне все, едва я переступил порог класса. Профессор лишь усмехается. От его тела исходит легкий аромат эфирных масел, который вызывает у меня тошноту.
– Тот, кто старше вас на две жизни, – спокойно отвечает он. – И видит чуть больше, чем вам хотелось бы показать.
– Кто стоит за травлей Айлин? – спрашиваю я.
– Вы уже знаете. Задавайте свой второй вопрос. У меня нет времени на беседы, – взглянув на часы, ставит меня в известность Рогожкин. Поднимается, берет лейку и начинает поливать цветы.
– Мне посоветовал к вам обратиться Джозеф Бронштейн, – вытаскивая из сумки книгу и кладя ее на стол, говорю я. Мне становится жарко и на лбу выступает испарина.
– О, да, помню этого любопытного малого, – профессор оборачивается и улыбается. Но, вспомнив что-то, хмурится и уголки его губ опускаются. – Жаль, что его больше с нами нет. Не знаю, в курсе ли вы, но он скончался пару дней назад. Его нашли в своей лавке повешенным. Сам он на это решился или ему помогли – вряд ли мы узнаем правду. Записки он не оставил.
– Вам знакома эта книга? – спрашиваю я, стараясь не показать, насколько мне неприятна его речь.
Профессор пристально смотрит, на книгу, на обложку. Подходит к столу, берет книгу в руки, небрежно просматривает. На его лице появляется брезгливое выражение, смешанное с усталостью.
– Да, знакома. Что вы от меня хотите? – с недовольством произносит он.
– О чем здесь идет речь? – меня охватывает волнение, словно я стою на пороге большого открытия.
– О создании человечества, – равнодушно отвечает Рогожкин. – Любой ученый душу продал бы за возможность прочесть, что здесь написано. Как вылечить любую болезнь, сделать человека бессмертным, научится управлять им… Это в общих чертах. Но я не возьмусь за ее перевод.
– Может быть, тогда посоветуете хорошего шумеролога? – с трудом справляясь с разочарованием спрашиваю я.
– Он вам не поможет. Текст написан на аквидонском языке, – отвечает Рогожкин, и я вижу, что он жалеет о своих словах. – Они имеют некую схожесть, но не более.
– Никогда о таком не слышал, – признаюсь я. – Что это за язык такой?
– На нем говорили те, кто создал человечество, – говорит Рогожкин.
– Откуда же вы его знаете? – удивляюсь я. У меня не остается сомнений – профессор древнее существо, но хорошо это скрывает. Что он забыл в этой глуши? Какая сила вынуждает его торчать в этой школе, изображая учителя?
– Разве это имеет значение? – пожимает плечами Рогожкин.