– Зачем ты устроила весь этот цирк? – спрашиваю я, подходя к ней. – Америго, конечно, вел себя по-свински, но расстрела не заслужил.
– Он пытал тебя. Из-за него ты умираешь. Он заклеймил меня, словно я какое-то животное… По-твоему, этого мало? Почему ты защищаешь его? – растеряно произносит она.
Айлин включает воду и начинает умываться. Долго трет ладошками щеки и лоб. Припадает к струе губами, делает несколько глотков. Она все еще в смятенье от собственного поступка. Заглядываю в шкафчики в поисках бутылки вина. Где-то я видел ее вчера ночью. А, вот и она. Быстро открываю ее, достаю с полки стакан и наполняю его до краев. Протягиваю его своей воспитаннице. Она робко берет его в руки. Осторожно пригубив, морщится.
– Пей, – говорю я, усаживая ее на стул. – Тебе это сейчас необходимо.
Айлин послушно осушает стакан и ставит его на стол. Ее все еще колотит, но взгляд становится адекватным.
– Сердишься на меня из-за брата? – робко спрашивает она.
– Нет, не сержусь, – отвечаю я. – Но больше так не делай. Сейчас будешь мне помогать.
Айлин с готовностью кивает. Стаскиваю с обеденного стола скатерть и раздвигаю его. Иду в гостиную и приношу оттуда безжизненное тело Америго. Укладываю на стол. На всякий случай привязываю веревками. Не будь здесь поблизости человека, мне не было бы нужды этого делать. Но я не хочу, чтобы, придя в себя и изнемогая от жажды, он убил кого-нибудь. Достаю саквояж Дэшэна. Роюсь в нем в поисках подходящих инструментов. По идее, надо было бы позвать китайца, но мне жаль дергать его по такой ерунде.
– Сними с него одежду, – обращаясь к Айлин, прошу я и киваю в сторону брата. – Можешь не церемониться, он ничего не чувствует.
Она какое-то время ходит вокруг него кругами, потом начинает осторожно приподнимать ткань его футболки. Тихо охает, увидев следы от ожогов.
– Его словно крокодилы пережевали… – с ужасом шепчет девушка и оборачивается ко мне.
– Нет. Это следы от огня. Туника молесте, – коротко поясняю я, вспоминая каждое мгновение этой пытки. – Ты так удивляешься, словно впервые их видишь.
– Туника молесте… Что это? – интересуется она, наливая в тазик воды и опуская туда кусок бинта.
– Нерон любил устраивать «праздники боли». Разыгрывалась небольшая театральна сценка, роль в которой исполнял преступник, приговоренный к смерти. В один из моментов его туника, пропитанная особой жидкостью, поджигалась, и человек превращался в живой факел. Публику это очень забавляло.
– Господи, какой кошмар… – во взгляде Айлин проскальзывает отвращение. – Но постой…Он же вампир. Как так?