Ей с трудом дается каждое слово, она очень старается не заплакать. Тихо шмыгает носом. Беру ее за руки и сжимаю пальцы в своих.
– Что было потом?
– Я захлопнула дверь и побежала к соседке. Долго не могла ей объяснить, что произошло, только плакала. А потом послышался вой сирен, приехала полиция. Но я ее не вызывала! Не знаю, кто еще мог знать, что бабушку убили, – взволнованно говорит Айлин.
– Из дома ничего не пропало? – спрашиваю я.
– Вроде бы нет… Хотя я так и не смогла найти ее мобильный телефон. Но она была очень рассеянной в последние дни, могла сама где-нибудь оставить, – говорит Айлин. Она прижимает свою ладонь к моей, и наши пальцы сплетаются. Чувствую, как под кожей бежит ее кровь, как бьется на запястье вена.
– Какой Елена была перед смертью? Отличалось ее поведение от обычного? – глядя в глаза девушки, спрашиваю я.
– Ну… Она была странной. То кричала на меня, то бросалась обнимать. Я не знала, чего от нее ждать в следующую минуту. Привыкла к тому, что она всегда была жесткой и категоричной со мной. А тут даже на пластическую операцию согласилась. В тот день, когда она погибла, мы должны были пойти на консультацию к врачу.
– Из-за шрамов на груди? – вырывается у меня, и я тут же жалею о своих словах. Айлин опускает плечи и съеживается.
– Нет, из-за носа, – упавшим голосом отвечает она. – Он сломан и мне сложно дышать. Бабушка долго не соглашалась, считая это блажью, а потом внезапно сказала: пойдем.
У меня возникает подозрение, что, не дождавшись моего ответа, Елена подыскала в убийцы своей внучке кого-то из местных отчаянных. Уж больно ее поступки похожи на чувство вины.
– Я знаю в Лондоне одного хорошего врача, он тебя прооперирует, – говорю я.
Айлин улыбается краешками губ.
– Знаешь, что меня напрягает? – говорит она, придвигаясь ко мне. – Когда я убегала к соседке, я точно помню, что закрыла дверь. А полиция утверждает, что она была распахнута настежь. А это значит, что, когда я была там, убийца прятался в нашей квартире… Ты ведь найдешь эту тварь до того, как умрешь?
Айлин с надеждой смотрит на меня. И я не хочу ее разочаровывать.
– Конечно, – уверенно обещаю я. – Тебе не о чем беспокоиться.
Она порывисто обнимает меня за шею и тут же, поднявшись на ноги, уходит.
Под утро у меня открывается сильное кровотечение. Течет из глаз, ушей, носа. Усилия Дэшэна как-то остановить это безобразие ни к чему не приводят. Попытка восполнить потерю крови, принесённой Дэшэном из больницы, чужой приводит к рвоте – организм отказывается принимать привычное питание.
Впервые мне становится страшно от четкого осознания того, что конец действительно близок. Я уже не тот, что был прежде. Болен и слаб. И это невозможно исправить. А еще я каждую минут жду, что придут из жандармерии и меня арестуют за покушение на Тео. И страх оказаться снова в тюрьме намного сильнее, чем страх смерти.