Итак, исследование С.Н.Трубецкого во многом представляет собою большой шаг вперед. Но наши современные эллинистические проблемы в общем ему чужды.
Гораздо шире ставит С.Н.Трубецкой вопрос о стоицизме (куда он присоединяет на этот раз и две другие эллинистические школы) в своем курсе лекций по истории античной философии{23}. Опора стоиков на этику и на практические задачи жизни выдвигается на первый план, хотя некоторые последующие выражения С.Н.Трубецкого согласуются с этим не вполне. Кажется, впервые в сравнении с предыдущими изложениями стоицизма дается изложение логики стоиков. Но эту логику стоиков С.Н.Трубецкой понимает как противоречивую сенсуалистическую гносеологию в чрезвычайно наивном и примитивном виде. Самая же главная часть стоической логики, а именно формальное учение о мышлении, хотя и постулируется С.Н.Трубецким, но не излагается им ни в одной фразе. А это опять-таки мешает С.Н.Трубецкому распознать абстрактно-субъективистскую специфику стоиков, что и превращает его изложение стоицизма в нечто общеантичное. Логический, а следовательно, и эстетический принцип абстрактного субъективизма игнорируется также и для эпикурейцев и для скептиков. Необходимо только сказать, что старая историко-философская позиция, лишенная современной нам проблематики, изложена у С.Н.Трубецкого, пожалуй, гораздо лучше, чем у других излагателей раннего эллинизма.
5. А.М.Миронов
Не высказывая ровно никаких суждений об эллинистической эстетике вообще, А.М.Миронов ограничивается изложением эстетики стоиков, да и тем посвящает всего около шести страниц{24}. В стоической эстетике А.М.Миронов выдвигает в качестве основного учения теорию природы, в чем якобы стоики совпадают с Аристотелем.
"Они указывают на природу, как на единственную силу, которая сама, естественными побуждениями, заложенными ею в человеческом существе, заставляет таким образом человека подражать ей в творчестве и воссоздавать ее вторично в произведениях искусства"{25}.
Однако что же, собственно, понимали стоики под природой, А.М.Миронов не разъясняет. И уж тем более ему чуждо понимание этой категории в связи с основами стоического абстрактного субъективизма. Точно так же является непонятным и маломотивированным утверждение А.М.Миронова, что к эстетике стоиков примешивается их учение о морали, то есть о добродетели. Но сущность этой стоической морали опять не выясняется. Наоборот, тут же почему-то выставляется общее эстетическое (вовсе не только античное и вовсе не только стоическое) учение о гармонии, симметрии, пропорции на основе опять-таки чересчур в общей форме вводимой внутренней идейности.