в) М.Ф.Овсянников и З.В.Смирнова{42} подчеркивают падение философии в век эллинизма, эволюцию здесь материализма, а также "индивидуалистических тенденций". Что касается материализма и индивидуализма, то с этими авторами, конечно, можно только согласиться. Но едва ли здесь "постановка эстетических проблем осуществляется по большей части на более низком уровне, чем это было в греческой классике"{43}. Этому противоречит и огромное количество и огромная качественная пестрота эстетических теорий в эпоху эллинизма. Правильно, что стоики имели своим главным интересом формалистическую сторону искусства, хотя авторы и не выясняют логического происхождения этого формализма у стоиков. Об эпикурейцах и скептиках тоже сказано чересчур мало. О Горации, Плутархе, Лукиане и Псевдо-Лонгине тоже чересчур кратко{44}. Плотин дан в обычных мистических тонах{45}.
г) Еще в одном советском труде, посвященном специально истории эстетики и вышедшем под редакцией М.С.Кагана{46}, говорится о "колоссальном распространении рабского труда" в эпоху эллинизма. Определенно не говорится, что это вызвало к жизни огромную внутреннюю дифференциацию отдельного индивидуума. Однако в основу характеристики эллинистически-римской эстетики в данном издании положен именно этот принцип внутренне-дифференцированного индивидуума, что, конечно, является совершенно правильным. Достаточно определенно указывается на светский и просветительский характер раннеэллинистической эстетики{47}. Волевой характер стоической эстетики тоже указан правильно{48}, но эту тему хотелось бы видеть более разработанной. Вполне в соответствии с источниками трактуется в этом издании негативная сущность эпикурейской эстетики, поскольку явления красоты и искусства эпикурейцы расценивали как обстоятельство, нарушающее внутренний покой их личности. Для разрушения всяких иллюзий относительно конструктивных сторон эпикурейской эстетики весьма отрезвляющим является указание на эпикурейца I в. до н.э. Филодема, находившего в музыке не больше удовольствия, чем в кулинарии {49}. К сожалению, о субъективизме раннеэллинистической эстетики говорится мало. Но зато вполне целесообразно дается указание на эстетику Витрувия и на положенный в ее основание принцип субъективного переживания{50}. Реалистическая с научной точки зрения общая установка относительно эллинистически-римской эстетики позволила авторам данного издания, вопреки господствующим предрассудкам, установить, что только в неоплатонизме была выдвинута на первый план не познавательная, не воспитательная и не "очищающая", но чисто эстетическая сила красоты и искусства{51}. Тот же самый принцип внутренне-дифференцированной личности (это наша формулировка, выраженная в данном издании не с полной точностью и определенностью) позволил авторам "Лекций" глубоко оценить эстетическую значимость и колоссальную распространенность эллинистически-римской риторики, поэтики, а также вообще искусствознания. Намечена интенсивная борьба разных эстетических подходов к этим теоретическим и техническим областям мысли в те времена. Авторам удалось уловить эстетическую специфику "классицизма" Горация, политического и художественного красноречия у Цицерона, академизма Квинтилиана и выдвижения восторженных красот поэзии у Псевдо-Лонгина.