Однако назавтра эта тема ни разу не поднималась. Наверное, мне уже тогда следовало прозреть. Увидеть первые знаки того, что у нас не все гладко, мелкие трещинки, которые в итоге превратились в разделившие нас большие разломы. Но я предпочла жить в темноте, потому что она была безопасной, прятала правду и дарила временное ощущение счастья.
Я открываю глаза, делаю вдох. Теперь, когда я заново узнаю Париж без Уильяма, город стал выглядеть совсем по-другому. Тоненький голос у меня в голове говорит, что, возможно, я заново узнаю не Париж, а себя.
***
По дороге домой я останавливаюсь у маленького цветочного магазина с причудливым синим фасадом, чтобы полюбоваться букетами за окном. Нахмурившись, я подхожу поближе к стеклу. Отчего-то у меня защемило сердце при взгляде на эти цветы. Возможно, из-за того, что лепестки роз поникли, будто усталые плечи, или из-за слоя пыли на большинстве ваз. Они напоминают мне брошенные игрушки, которые когда-то приносили своей хозяйке огромную радость, а теперь, когда она выросла, сидят, позабытые, на чердаке.
Уже собираясь зайти, я замечаю престарелого джентльмена, который протирает стеклянный прилавок. Медленно. Апатично. Его плечи поникли, как розы в окне, белые волосы спутаны, словно к ним месяц не прикасалась расческа. Кажется, что взгляд старика прикован к его морщинистой руке и ветхой тряпке под ней, но даже издалека мне понятно, что его мысли не здесь.
Я открываю дверь, и старик, услышав возвестивший о моем присутствии колокольчик, поднимает лицо. Его слезящиеся глаза оглядывают меня. Прижав сумочку поближе к себе, я робко ему улыбаюсь.
— Bonjour.
Он кивает и, не потрудившись улыбнуться в ответ, снова принимается оттирать с прилавка невидимое пятно. Я нерешительно обхожу магазин. Здесь розы разных цветов. Орхидеи в зеленых нефритовых вазах. Гвоздики. Нарциссы. Фрезии. Их немного, и все, что осталось, кажется, умирает наравне с магазином. С грустью, переполняющей грудь, я украдкой оглядываюсь на меланхоличного старика. Он сам, магазин и цветы словно увяли от времени и тоски.
Я снова переключаю внимание на белую орхидею перед собой. Протянув руку, я касаюсь ее лепестков.
— Здравствуй, красавица.
Сколько я себя помню, цветы всегда были важной частью того, кто я есть. В детстве я могла часами лежать на маленьком клочке росшей за трейлером дикой травы. Закинув руки за голову, я представляла себя Алисой в Стране Чудес, а сорные цветы вокруг оживали, словно в диснеевском мультике, и разговаривали, пели вместе со мной. Тетя обычно, покачав головой, называла меня глупым ребенком, но иногда, после богатой на чаевые смены в кафе, я находила на тумбочке возле кровати какой-нибудь сезонный цветок в стакане с водой. Я ухаживала за ними, и в ответ они наполняли наш дом красками и красотой.