Иначе, чем с женщинами, словно глоток крепкого ирландского виски, вместо изящного и блядского французского вина. Дурманит, срубает в нокаут, до следующего раза, пока снова не почувствуешь сухость в горле, скребущейся нехваткой при виде него, взаимно, обменяешься взглядами, дерзкими и наглыми. Оставив распри на потом, чтобы выпить досуха, выбить стоны, дрожь, облапать везде, подчинить и подчинится.
— Анге… — Баффи не вовремя входит в комнату, останавливается и замирает, для нее это дико, неправильно, вне нормы… слишком. Она застывает на месте, затем выбегает, а картинка так застывает перед глазами: грязная в своей похоти, возбуждающая, сексуальная.
— Посмотри на себя, зверушка, — иронизирует Баффи, — ты самый жалкий вампир, которого я видела. И каким чудом ты убил двух истребительниц? — Баффи непринужденно садится на стол, закидывая ногу на ногу. Она дерзко-сексуальна, в его вкусе: кожаные штаны и облегающий черный топ. Спайк невольно останавливает взгляд на открытом лифе, и следом с легкостью парирует:
— Истребительница-вампир, кто бы говорил, маленькая шлюшка Ангелуса.
— Заткнись, — огрызается она в ответ.
Друсилла пристальным взглядом смотрит на подопечную. Непослушное дитя должно получить урок, как разговаривать со старшими. Затем идет к ней, словно плывет, обжигает холодным взглядом, парализует гипнозом, улыбается, произнося:
— Дитя не знает своего места, нужно наказать девочку.
Баффи не может пошевелиться и с ужасом наблюдает, как со своей фирменной коварной улыбкой, перекосившей лицо, к ней подходит Ангелус:
— Ей давно надо преподать урок.
Спайк поясняет:
— Это семья, милая, и теперь ты младшая. Не забывай это, — разворачивается на своей скрипучей коляске и уезжает, на его лице играет довольная ухмылка.
Баффи приходится покориться: с удивлением легко смириться с убийством людей и со своей смертью, с трудом вынести и усвоить правила бессмертной жизни, с мукой принимать новые законы семьи, проходя через жестокие уроки старших.
Единственное, что она не может себе позволить, — поддержать Ангелуса, который намерен свести весь мир с ума, подвести его к черте ада — открыв пасть Акатлы.
Да, Баффи не истребительница, не избранная и даже уже не человек, но мозги у неё еще на месте.
Что касается целого мира — смириться не получается, как бы этого ни хотелось.
Брошенный взгляд, сказанное слово, мелькнувшая на лице эмоция — кто ищет, тот найдет любую зацепку. Тонкую нить.
Вот поэтому она стоит в его комнате в черном длинном шелковом халатике, струящемся по её обнаженному телу. Ей нужно поговорить. Расположить к себе: самое простое орудие — это секс. Хотя, как она знает, Спайк недееспособный, но глаза-то у него есть, он оценит выпирающие соски, отсутствие нижнего белья и сладкую речь — ей нужен союзник. Если она права, ему тоже претит идея разрушения мира. И он умен, Баффи знает это.