В отличие от традиционного «полицейского романа», преступление здесь хотя и раскрывается в конце книги, но остается безнаказанным.
Торжествует зло, победы справедливости не ощущается. Это подрывает один из главных устоев жанра, возникшего в XIX веке, как отражение мечты о торжестве добра над злом. Сложные инсценировки, которыми пользуется преступник (в данном случае преступница), свидетельствуют об особой изощренности действий современного «злодея». В его арсенале, в отличие от преступника былых времен, уже не только яд, нож или пуля, но и тщательно продуманная система лжи и обманов, направленная на то, чтобы как можно больнее воздействовать на психику человека и довести его до гибели.
Читателя потрясает в этом романе не столько само убийство (в литературе описывали и более кровавые случаи), сколько невероятное хладнокровие и деловитая расчетливость, которые проявляет преступница, фабрикуя смертоносную «ловушку» для заманивания и уничтожения жертвы. Это преступление эпохи, полной деградации человеческих отношений, когда потеряла былую ценность и значимость человеческая личность, когда рухнули сдерживающие центры и моральные табу.
Своим первым совместным романом Буало и Нарсежак продемонстрировали намерение приблизить детектив к живой современной жизни. Они стремились вывести детективный жанр на новую орбиту, подключить его к импульсам и тревогам литературы середины XX века, то есть поднять до уровня серьезной психологической прозы.
По своей сути, по содержанию произведение остается детективным: в нем изображено преступление и раскрывается постепенно его жгучая тайна. Но по форме изложения, по представленным в тексте ситуациям, в которые попадают его персонажи, по общему тону повествования оно выглядит характерным образцом модной в 40-50-е годы так называемой «экзистенциалистской» литературы. Название происходит от слова «экзистенциализм», ключевого термина доктрины философа и писателя Жан-Поля Сартра, который в своих книгах, написанных в самые страшные военные годы, доказывал, что человек — это трагический, одинокий «экзистант», брошенный в пучину чудовищного, враждебного для него бытия. Он ничем не защищен (нет больше никакой спасительной идеологии или веры), кроме собственного внутреннего мира, и обречен быть «свободным», то есть не скованным никакими заранее выработанными оценками, ориентирами, установками. Но он только тогда сохраняет свою человеческую сущность, свое «лицо», когда сознательно выбирает свой путь, принимает самостоятельное решение, даже не веря в успех, «со смертью в душе».