— Сильвен!
Он делал вид, что не слышит. Шофер, забравшись на крышу автобуса, снял чемодан Сильвена и получил от него купюру. Сильвен всегда был щедр на чаевые: «Я — дворянин». Но Симона понимала, что он просто стремится купить благожелательное отношение. Для того, чтобы чувствовать себя уверенно, ему необходимо видеть вокруг улыбающиеся лица. Длинная артистическая шевелюра, старомодный, завязанный большим бантом галстук, отстраненно-безмятежный вид — все это штрихи его роли. Сильвен изображал даровитого художника, причем вполне искренне.
Он обернулся, нахмурился, заранее злясь при мысли, что сейчас Симона начнет его утешать. Он не хотел, чтобы его утешали. Симона любила его за слабость. А он хотел, чтобы его любили за талант.
— Давай чемодан. Он тяжелый.
— Я и потяжелей таскал, — проворчал Сильвен.
Он притворился, что не заметил подставленной щеки, и презрительно оглядел мокрую площадь, роняющие капли липы на эспланаде, серую реку и в ней — отражения несущихся по небу свинцовых облаков.
— Веселенькая картинка! Поздравляю.
— При солнце все выглядит гораздо лучше, вот увидишь, — заискивающе проговорила Симона.
Недовольство Сильвена вставало между ними стеклянной стеной, холодной и гладкой. Симона просунула руку под локоть брата.
— Мы очень неплохо устроились, уверяю тебя. Ты хорошенько отдохнешь. Тебе же нужен отдых.
— Да, знаешь…
В глухом голосе звучали слезы. А ведь он поклялся себе ничего ей не говорить, не жаловаться. Он выше, он должен быть выше неудачи. И никогда не признается Симоне в поражении. Но вот Симона рядом, смотрит на него. Нежно, снисходительно, с материнским терпением. И будет так смотреть, пока он все не выложит. Сопротивляться бессмысленно, она вытянет по словечку всю унизительную историю, а когда убедится, что слушать больше нечего, положит его голову себе на плечо: «Бедненький ты мой!» И снова, в который раз, Сильвен будет уничтожен сознанием своего поражения.
«Что бы ты без меня делал?!» — шепнет Симона, обнимая его.
— Нет! — закричал Сильвен. Он поставил чемодан прямо в лужу. — Нет! Хватит с меня.
— Сильвен, прошу тебя, не надо. На нас смотрят.
— Ну и плевать! И зачем я сюда приехал?! Лучше бы…
Симона подняла чемодан, но Сильвен схватил ее за руку:
— Слушай, Симона, лучше бы мне покончить с собой. Я чуть не сделал это вчера вечером…
Сильвен увидел, как она побледнела, и злая радость хлынула ему в сердце.
— Раз им не нравятся мои картины, раз мне завидуют, меня презирают, нечего больше ждать…
— Ты сошел с ума, Сильвен.
Он невесело захохотал:
— Если бы! Нет, даже в этом мне отказано. Я в здравом уме, не бойся!