Она попыталась высвободиться, но это у нее не получилось. Я только улыбнулся, но, когда она пустила в ход кулаки, мне стало не до смеха. Я снова влепил ей оплеуху, потом, отражая яростные удары, уложил ее на бок, перехватив обе руки за спиной. Все-таки обычный, пусть и не очень крупный мужик в таких делах получше любой, даже крупной бабы.
— Ладно, — процедил я сквозь зубы. — Так все-таки что это с вами?
Она не отвечала, только неистово извивалась, хотя и понимала, что высвободиться не сможет, а затем, обессилев, застонала.
— Это то же самое, что и со мною? — спросил я, ошеломленный внезапной догадкой.
Она прекратила борьбу и едва слышно ответила:
— Да.
Я отпустил ее руки. Она перевернулась на спину, но подниматься не стала.
— Вы хотите сказать, — произнес я медленно, все еще не в состоянии поверить в это, — что влюблены в меня?
Она молча кивнула.
И тогда я склонился к прекрасному лицу распростертой передо мной женщины, чтобы поцеловать ее с тем же долго не находившим выхода пылом, с каким всего несколько минут назад обрушился на нее в желании усмирить.
— И все-таки, мне не верится, — признался я чуть позже. — Для меня, разумеется, было вполне естественно влюбиться в вас, даже сознавая, что вы меня ненавидите. Но вы… Почему? Почему вы меня полюбили? Или, если не можете ответить на этот вопрос, объясните хотя бы, почему так издевались надо мной?
— Вам не понравится то, что я скажу. Конечно, можно было бы наплести всякий вздор, на который способен любой завалящий психолог: о том, что оба мы — выпускники университета, люди, влюбленные в свою профессию и так далее. Различия в мелочах, разумеется не в счет.
На самом деле вся беда заключалась для меня в том, что это произошло. Я не хотела этого. И противилась, как могла — прибегла к старому принципу Джеймса, только примененному, так сказать, с противоположным знаком. А принцип этот таков: если что-то по душе, если страстно желаешь стать чем-то, вот и будь им. Вот я и пыталась вести себя так, словно ненавижу вас.
— Почему? — возмутился я.
Алиса отвернулась, но я взял ее за подбородок и повернул к себе.
— Ну, объясните же…
— Я чувствую себя довольно гадко из-за колкостей, которые позволяла в адрес вашей лысины. На самом деле это не так уж сильно мне не нравится. Скорее, даже наоборот — я буквально влюбилась в то, что вам казалось физическими недостатками. Вот в чем загвоздка. Я проанализировала случившееся и пришла к выводу, что страдаю комплексом Электры.
— Вы хотите сказать, — произнес я, все больше повышая голос, — что полюбили меня за то, что я такой же лысый, как ваш отец, и старше вас, не так ли?