Я смотрю на Чака, который скрывая смех, пытается высушить посуду. – Эй, Чак, ты
это слышал? Они собираются ударить меня. Меня.
Чак строит гримасу и закатывает глаза. Я расхохотался. – Хорошо.
Лысый становится настолько злым, что хватает меня за воротник и почти
отталкивает от моего стула.
Это точка невозврата для меня.
Обычно, я отпускал их с предупреждением, но сейчас он пересёк черту.
Никто не смеет прикасаться к моему воротнику.
Это священная вещь.
– Чак… – пробормотал я.
– Фрэнк, – вздыхает он, – может я не…
– Пойдём, – прерываю я.
– Деньги или боль? Выбирай, – рявкнул лысый, а Чак медленно уходит в кладовку.
– Нет, – говорю я, скрипя зубами.
Он поднимает кулак и собирается ударить меня. Как только рука приближается к
моему лицу, я наклоняюсь в бок и чудом избегаю удара. Быстро хватаю его за запястье и
удерживаю на месте, когда моё колено ударяется об его лицо. Изворачиваюсь, чтобы
защитить себя от ножа, который достал прыщавый.
Он пытается ранить меня, но я блокирую удар и хватаю его за запястье, скручивая
его достаточно сильно, чтобы сломать.Он кричит, но мой удар в челюсть валит его на
землю.
Лысый встаёт и хрюкает, пытаясь меня повалить. Я вовремя отошёл от бара, когда
он протаранил своей головой деревянную полку, нокаутировав себя же. Я смеюсь, пока
второй тип становится всё злее, а его лицо так покраснело, что я забеспокоился, не
взорвётся ли он. Это бы было ещё то зрелище.
– Ублюдок, ты заплатишь за это! – кричит прыщавый, хватая свой нож. Он
набрасывается на меня и ему удаётся порезать мою щёку. Лезвие ножа оставляет
небольшой разрез, кровь стекает по моему лицу, но я не замечаю боли.
Единственное, на чём я могу сосредоточиться – это схватить его за затылок и
опустить его лицом вниз на пустой стакан, стоящий на барной стойке. Он визжит, когда
осколки стакана режут его кожу, пока я тащу его лицо вдоль бара, как будто я какой–то
высокомерный засранец.
– Думаешь, ты сможешь провернуть этот трюк на мне? Не сегодня, сука, –
прошептал я ему, снова уткнув его морду в дерево.
Он сопротивляется, но его удары уходят в воздух, я быстро хватаю его руки и
удерживаю их за спиной.
– Ты этого не ожидал, не так ли?
Этот мудак скулит от боли, как только я усилил хватку, он взвыл. – Я сожалею, –
пропищал он.
– Прости мою задницу, – прошипел я, всё ещё удерживая его. – У кого ты ещё украл
на этой неделе?
– Ни у кого, – сказал он.
Я скручиваю его мизинец, пока он не визжит, как девчонка. – Разве мать не
говорила тебе, что проповеднику врать нельзя?
– Извини, извини, мы только украли у Чака два бакса.
– Чак! – кричу я. – Иди сюда!