Иногда Рон думал, что произойдет, когда у Лонарии настанет брачный период? Обратиться ли она в девушку? И не зря ли он разрешил Киру оставить дракончика себе?
Вот и теперь, едва Лонария услышала, как Кир призывает ее, она камнем ухнула вниз, распугивая жителей замка, затем выровняла полет и левитируя, плавно опустилась перед своим Стражем.
Она чувствовала разочарование Всадника, его смирение с ситуацией, когда Кир был вынужден подписать брачный контракт, но сама смириться с помолвкой друга не могла.
От волнения она постоянно меняла цвет чешуек, пытаясь определиться, на каком же остановиться. Ее пугало молчание Кира и она не выдержала:
— Ну и как тебе невеста, Кир? — скрывая интерес, спросила она.
Кир обнял дракона, прижавшись к длинной изящной шее:
— Эх, Лонария, лучше не спрашивай, — грустно сказал он.
— Что? Совсем не понравилась? — с надеждой спросила Рия.
Кир задумался, а потом ответил резче, чем следовало:
— Она не должна мне нравиться, она — будущая мать моих детей и Королева Регора, — потом заглянул в синие глаза Лонарии и пробормотал, — ведь главное же, чтобы она была хорошей Королевой и матерью, все остальное не важно, правда?
Лонария кивнула, соглашаясь. Ведь для нее было главное другое, чтобы ее Всадник принадлежал только ей, а сколько у него будет жен и детей, ей совсем не важно.
Наконец противный Кир улетел на своем ужасном драконе.
Нет, конечно, я видела драконов и любила их, но этот дракон почему-то с первого взгляда вызывал необъяснимое чувство антипатии.
Вот Ярон был прекрасным драконом во всех понятиях этого слова.
Род Золотого Дракона считался самым могущественным во Вселенной и самым мудрым, а еще справедливым, высокоморальным, добрым и так далее. И Золотые Драконы — самые непримиримые борцы со злом! Но, как рассказывал дядя Рон, большую часть жизни Золотые Драконы предпочитали проводить в облике человека, и имели при этом фантастически красивую внешность.
Вот именно таким и был Ярон: фантастически красивым, правильным и мудрым, что иногда просто доводило меня до бешенства. Его карие с золотыми искрами глаза оттеняли золотистые волосы. Фигура из детской уже стала превращаться в подростковую, такую худую, угловатую и несуразную.
Ярон теперь не знал, куда девать свои длинные руки, поэтому постоянно что-то ими хватал, теребил, ронял, разбивал. Ноги выросли, наверное, быстрее, чем его мозги. И если Ярон появлялся в моей комнате, то он задевал буквально все: ронял стул, сдвигал кресло, а однажды умудрился врезаться в шкаф так, что он долго шатался, не зная то ли упасть, то ли остаться на месте.