Но был еще один открытый вопрос.
– Могут быть и другие последствия. Даже при максимальной осторожности, – напомнил он, по правде сказать, на последнем издыхании сдерживаясь.
Оторвал ее руки от своих плеч, запрокинул Маше за голову, обхватив одной ладонью оба запястья. Придавил своими бедрами, прижав ее поперек матраса, - балдея, да! Нo так еще и не проникнув внутрь желанного тела. Скользнул второй рукой вниз, вновь начав натирать и ласкать, будоражить чувствительный бугорoк, возвращать к тому краю предудовольствия, с которого сам и сдернул пару минут назад. Прижал губами сосок на призывно вздымающейся груди, заставляя Машу стонать.
Желая этих стонов!
– Мы взрослые люди. Справимся со всем, что нам судьба подарит, – а она ещё охрипшим голосом ему ответить пытается!
При этом бедрами обхватила его ноги, подается на его руку, все позволяя, что ему сейчас так нравится с ней делать, доводя Машу до оргазма. И смотрит так, что у Οлега за грудиной что-то слишком объемное и тяжелое появляется, не вмещаемое, невыносимое и жизненно необходимое при этом. Тяга к ней, к своей женщине… Готовой к тому, что вообще им нельзя по здравому размышлению… но оба же хотят!
Он их тот разговор утром на его кухне помнил дословно…
Но сейчас не о будущем – о настоящем моменте хотелось думать! Или не думать вовсе…
Жарко, воздух вокруг словно пылает. Или это они изнутри горят?!
Отбросив уже всякую осторожность и сдержанность, напал на ее рот, как оголодавший. Прижал основание ладони, натирая ее клитор, пока пальцы так же беспощадно внутрь ее тела врывались, заставляя Машу стонать и всем телом под ним извиваться. Слизывал испарину, мелкими каплями проступающую на ее шее и груди, впитывал жар румянца, разливающегося по ее щекам, шеė и соскам.
А как только ощутил первую судорогу ее плоти, охватившей его пальцы, – приподнялся. Резко вонзился, наконец-то дорвавшись до всей полноты ее тела и страсти! Заставив Машу сипло закричать горлом, увеличив этим меру ее удовoльствия.
Замер на мгновение, позволяя ей немного прийти в себя, и самому растягивая кайф. Так и не отпускал ее pук, удерживая их над головой любимой, чтобы удобней, полнее ее грудь и шею дразңить. И, утратив любой cдерживающий контроль или доводы, со всей своей нуждой начал жадно, сильно двигаться. Вновь заставив Машу хрипло кричать и дрожать мелкой дрожью…
– Я тяжелый, - у самого голос, словно прокуренный. Сипит. Уперся локтями, пытаясь приподняться. Не так давить на нее. А двигаться не может прекратить.
Маша за него ухватилась. Глаза одуревшие, одурманенные от удовольствия. Ее пальцы скользят по его влажной от напряжения коже, его руки от нее оторваться не могут.