— Хозяин? А ты что ж?
Впрочем, Хосе не настаивает. Ему нравится, что к нему относятся тут как к важному клиенту. И то сказать, не каждый день приходит в эту забегаловку человек с деньгами, чтобы выбрать себе добротный костюм, в котором отправится на тот свет, так почему бы не обслужить его и самому хозяину.
Он присаживается на скамеечку, на которой покупатели примеряют обувь, настороженно прислушивается к спине — не ноет ли опять?
Устало вздохнув и пристукнув древком косы, Смерть присаживается рядом.
— Ну ладно, — кивает старик. — Только ты не долго, сынок, а то мне ещё в цирюльню надо зайти, и помыться.
— Я недолго, отец, — обещает Амбросио.
Он ныряет за стойки с одеждой и, бормоча что-то себе под нос, уходит за стенку, где сидит в своём закутке Родольфо Мартин-и-Бенитес, хозяин магазинчика. Сеньор Родольфо читает «El Diario» и курит пахиту.
— Чего тебе? — спрашивает он, когда в приоткрытой двери возникает растерянное лицо Амбросио.
— Там сеньор Индульхенсио.
— Старик Индульхенсио? — бормочет Мартин-и-Бенитес, возвращаясь к чтению. — Жив ещё, значит…
— Жив пока, — отвечает Амбросио, напирая на «пока».
— Надеюсь, своего пса он не притащил в магазин? — сеньор Родольфо Мартин-и-Бенитес поднимает на Амбросио строгий взгляд. У него приличный магазин, собак сюда приводить строго воспрещается.
— Космо? Космо помер, он говорит, два месяца назад.
— Хм.
— Сеньор Индульхенсио хочет купить новый костюм.
— Новый костюм? С чего бы это? Жениться, что ли, собрался старый?
— В том-то и дело. Помирать, говорит, собираюсь. Нужен новый костюм, говорит. И рубашка.
— Помирать? — сеньор Мартин-и-Бенитес раздавливает пахиту в пепельнице, удивлённо смотрит на Амбросио. — Чего это вдруг?
— Вот и я говорю: чего это вдруг? Может, тебе, говорю, лучше жениться? А он — ни в какую. Сегодня же, говорит, должен помереть, и баста. Вот только новый костюм с рубашкой куплю, говорит, постригусь, помоюсь — и помру.
— Что за причуда! — сеньор Мартин-и-Бенитес поднимает брови.
— Костюм и рубашку, — настойчиво повторяет Амбросио.
— Ну?
— А денег-то у него и нет. Он сто пиастров принёс. Подбери мне, говорит, Амбросио, хороший строгий костюм, чтобы не стыдно было к Богу в нём явиться. И рубашку белую.
— Сто пиастров? — схватывает хозяин суть дела.
— Ну да, сто пиастров. Старик, я думаю, уж лет двадцать себе ничего из вещей не покупал, не знает, какие цены сейчас. Он так гордо выложил свои бумажки, будто это невесть какие деньги.