Оказалось — то же, что думали о ней все в больнице. Третьего насильника с Элины стащила, возмущенно вопя, медсестра Наташа Шульпякова.
— Ишь, бордель здесь устроили! Вон пошли! — визжала она на все отделение. — Я вам сегодня дополнительные вкачу, так и знайте… Притворяетесь только вялыми, а сами… А ты, Линка, помоешь здесь все, да продезинфицируешь! Да два раза! Нашла тоже место, чтобы потрахаться… В процедурной! А одеяло зачем на башку натянула? Чокнутые все извращенцы…
Элина с трудом выбралась из скрученного одеяла, с ненавистью посмотрела в красное от гнева, щекастое лицо Шульпяковой в обрамлении жестких химических кудряшек. И тихо сказала, отчетливо выговаривая каждое слово.
— Я не выбирала процедурную, чтобы потрахаться. Меня сюда притащили, чтобы изнасиловать. Я не натягивала одеяло на башку. Его на меня накинули, чтобы не орала. Я все здесь помою и продезинфицирую, но только один раз, как положено, и не потому, что ты так сказала, а потому, что это — моя работа.
— Изнасиловали? — усмехнулась Шульпякова. — Ну, будешь знать, как глазки строить…
— Я им глазки не строила… Я пыталась помочь.
— Скорая секс-помощь?
— Нет. Я хотела, чтобы каждый из них увидел во мне свой идеал возлюбленной, — горько выдохнула Элина. — Мне так легче было бы уговорить их завязать, лечиться… Впрочем, ты все равно не поймешь.
— Идеал возлюбленной… Вот дура-то! — Шульпякова смотрела на Элину почти с сочувствием. — Да какой-такой идеал? Они и слов-то таких не знают! Для них и понятия-то такого не существует!
— Они могут не знать таких слов, но в душе у каждого человека живет мечта об идеале. Даже если человек сам этого не осознает. Надо просто точнее вычислить, что конкретно этому человеку нужно… И дать ему это… Найти подход…
— Они тебе показали, что им нужно, — жестко сказала Шульпякова. — Они — не люди. Уже не люди. И вылечить их нельзя. Так что оставь ты эти фантазии… Давай, я тебе лучше укольчик сделаю. Чтобы наверняка заразы не было… И успокоительную таблеточку дам. А то тебя трясет всю.
Элина посмотрела на свои руки — руки действительно дрожали.
— Укольчик сделай. А успокоительного не надо. Справлюсь. А насчет того что они уже не люди… Тут ты не права. Я думаю, в них можно еще пробудить людей. Если постараться.
Шульпякова пожала плечами и пошла за шприцем. И сделала Элине не один, а два укола. Второй, видимо, был все-таки успокоительный, потому что Элина вдруг ощутила страшную вялость и ели доплелась до своей комнатушки. Шульпякова помогла ей раздеться и лечь.
— И не беспокойся о процедурной, я Марью Ильиничну заставлю все там вымыть… А то она совсем разленилась, села тебе на шею и ножки свесила, ни черта не делает, только зарплату получать ходит, да в пищеблоке поворовывает, сука старая, — слышала Элина сквозь наваливающийся сон.