Остолбенев, Курт справился, наконец, с мимолетной растерянностью. Поняв, что произошло что-то из ряда вон выходящее, он двумя пальцами подцепил густо заросшие волосами ноздри Кеха и грубым рывком притянул к себе.
— В чем дело?
Его вкрадчивый голос нагнал на Макса еще большее смятение. Тело его стало сотрясаться в крупном ознобе.
— В чем дело? — холодно повторил Курт, начиная терять терпение. Он резко вздернул голову Кеха вверх. Задравшаяся губа приоткрыла насквозь прогнившие передние зубы.
Невыносимая боль привела бандита в чувство. Несколько совладав с собой, Макс, прекращая трястись, выдавил из себя еле ворочающимся языком:
— «Пежо»… Куда-то делся «пежо»!
— Что?! — взревел Курт. — Ты понимаешь, что говоришь!..
Судорожно сглотнув слюну, он на какой-то миг обомлел. Черт с ними, деньгами! За срыв поставки наркотиков его ожидала жестокая мучительная смерть. Достаточно медленная, чтобы перед кончиной успеть уяснить все просчеты, и он знал это. Челыш был мастером по части таких фокусов.
Свет померк в его глазах. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы спокойно перенести это известие. Его мозг взорвался клубком бессвязных обрывков мыслей. Впервые за многие годы выдержка оставила его.
Охваченный бешенством, он вздернул ноздри бандита вверх. Со всей силой, на какую был только способен, он резко опустил зажатую в правой руке пустую бутылку на его голову. Толстое стекло с глухим стуком взорвалось разноцветным фейерверком осколков.
Лысину Кеха залило кровью. Перемешавшись с вылившимися из бутылки остатками горького пива, она залила закатившиеся кверху глазные яблоки.
Шрамм в ярости размахнулся и обрушил на голову противника мощный, как паровой молот, удар кулака. Кех распластался на полу у его ног.
— Я же предупреждал тебя, сволочь!.. Предупреждал!..
Продолжая реветь, он с силой опустил каблук кованого, тяжелого ботинка ему на лицо. Послышался жуткий хруст носовых хрящей. Из середины кровавого месива, во что превратилось лицо Макса, вверх ударил фонтан густой, почти черной крови.
Вид ее, брызнувшей во все стороны, привел Курта в неистовство.
Размахнувшись, он со всей силой врезал тупым мыском ноги в бесформенную груду осевшего на пол тела, метясь в голову. Потом еще и еще раз…
Андре Бомож остолбенел и с трудом оторвал взгляд от избитого Макса. Глядя на беснующегося Шрамма, он затрепетал от страха.
«Боже, ведь он прикончит меня как свидетеля! — в ужасе пронеслось у него в голове. — Это же зверь…»
Понимая, что из-за своей жадности он попал в прескверную передрягу, и жизнь его висит на волоске, Бомож поднял вверх полусогнутые в локтях руки ладонями наружу и разлепил ссохшиеся губы. Каким-то образом ему удалось выдавить из себя блеющим голосом: