— Мы потеряли двоих из отряда Хегайна, — тихо произнес Кроул.
— Я знаю.
— Если у них есть живые родственники на службе, я хочу об этом знать.
— Проверю.
— А ты сам, Рев? Мне сказали, с тобой нормально обращались.
— Я буду в порядке.
Кроул кивнул, продолжая смотреть в иллюминатор. Корвейн был близко, уже можно было разглядеть стволы орудий, на которых плясали отблески костров. Бронированные окна темнели, словно провалы, ведущие в бездонное ничто.
— Я подумаю о том, чтобы ей рассказать, — произнес он, не отрывая взгляда от приближающихся дверей ангара. — Когда все это закончится.
Следующие три часа Спиноза провела в своей комнате в окружении кип документов, привезенных из архива. Гук не обманула: Квантрейн участвовал в огромном количестве процессов. Его много раз награждали за службу, и церемония всегда проходила во Внутреннем Дворце. Карьера в Инквизиции предполагала, что чем выше становился ранг члена ордена, тем реже его видели люди. Агенты уходили в мир тихих переговоров и незаметных глазу вмешательств в важные дела за званым ужином.
Квантрейн, похоже, достиг в этом искусстве совершенства. Он играл свои партии в самом Сенаторуме Империалис, а полевой работой занималась сеть толковых агентов, без сомнения приближавших инквизитора к его главной цели — месту представителя в совете Верховных лордов.
И если сам Квантрейн предпочитал плести сети тайных интриг, то его слуги оказались весьма заметными личностями, в особенности Глох. Может, если бы у нее был столь же активный наставник, она когда-нибудь могла бы достигнуть того же уровня. Но, несмотря на все завистливые комментарии в документах, было очевидно, что Глохом восхищаются. Как и Квантрейном. И Туром, когда он был жив.
Раздавшийся от двери звонок вырвал Люче из плена опасных мыслей. Спиноза подскочила от неожиданности. Сколько времени она уже не спала?
— Войдите, — сказала она, отодвигая бумаги в сторону и поднимаясь из-за стола.
Дверь с шипением отъехала в сторону. На пороге стоял знакомый силуэт, такой же темный, угловатый и поджарый, как и всегда. По крайней мере, сейчас над его плечом не висел проклятый череп. Хотя, возможно, эта несчастная душа говорила куда больше правды, чем инквизитор и дознаватель, вместе взятые.
— Я прошу прощения, Спиноза, — произнес Кроул, немного пригибаясь, чтобы войти внутрь. — Мне правда жаль.
Это сбило ее с толку:
— Чего жаль?
— Ты так и не получила обещанной поддержки. — Кроул подошел к ее койке — безукоризненно расправленное покрывало, аккуратная стопка молитвенников на жесткой подушке, — и сел на краешек. Он жестом попросил Спинозу тоже сесть и сложил длинные руки на коленях. — Возможно, ты уже знаешь, что Рев попал в беду и мне пришлось его вызволять.