Леопольд съежился от этих слов. Именно он познакомил их с Жоакином, и именно он настоял на том, чтобы Юстас оставался в Комитете, не желая, чтобы организация и дальше распадалась. Выгораживал и защищал своего старого знакомого при малейшем конфликте. Теперь вина за произошедшее лежала отчасти и на нем.
– Сейчас допроса ждут около полусотни людей, вызвавших подозрение. Каждый из них наверняка натворил достаточно, чтобы быть повешенным на площади перед бывшей ратушей, но сначала я хочу выяснить главное – причастны ли они ко взрыву. И прочему. – Желваки на его смуглых впалых щеках то проявлялись, то исчезали. – Твоя задача – присутствовать на всех дознаниях и докладывать мне лично об их результатах.
– Разве это не задача Сыскного управления? – удивился Леопольд. – И вообще, так уж сложилось, что я секретарь партии и твой личный ассистент, но отнюдь не мастер пыток и допросов.
– Сыскное управление потеряло мое доверие. Все потеряли мое доверие! Это приказ, Леопольд. Иди, я отрядил солдат для твоего сопровождения.
– Но мои прежние обязанности…
Стук в дверь отвлек Жоакина. В дверях показался кудрявый юноша лет двадцати с мелкими чертами грызуна.
– Герр Мейер, я не вовремя?
– Вовремя. Видишь ли, – обратился он к другу, – я нашел человека для выполнения твоих обязанностей, пока ты отдыхал в Ривхольме, а меня чуть не убили в собственном кабинете. Теперь у тебя есть новые, и постарайся подойти к ним с ответственностью.
Паркетный пол раскололся под ногами Леопольда, и теперь там зияла бездна.
Вот как, управляющий Мейер… Вот как вы управляете всеми, даже теми, кто верил в вас с самой первой секунды, как увидел. Теми, кто вытащил вас на свет, помогал и словом, и делом. Кто смирился с незаметной ролью рядом со своим бывшим слугой.
Он поднялся на ноги и деревянной походкой зашагал к выходу. Так устроен мир: сильные приказывают, слабые подчиняются. Пусть будет так. Пусть все идет своим чередом.
***
День в Сыскном управлении выжал его досуха, до последней капли. Никогда прежде, даже когда приходилось быть в самой гуще забастовки, ему не доводилось видеть столько грязных, напуганных и опустившихся людей. Работники фабрик и доков отличались от этих сорняков, как породистая лошадь от паршивого мула.
Их били. По почкам, в живот, по лицу. Они выплевывали зубы в сгустках крови и корчились на холодном полу. За несколько часов допросов Леопольд услышал столько признаний, что они не умещались у него в голове. Однако никакой полезной для Жоакина информации он не узнал. Когда экипаж подъезжал к дому, Леопольд уже наполовину погрузился в сонное забытье, наполненное тревожными образами.