– Что ты имеешь в виду, Леопольд? – нахмурился Жо.
Они вместе двинулись в сторону особняка.
– Пока я жил в столице, я работал в газете, – начал объяснять граф. – Ничего особенного, конечно, но у меня была своя колонка, где я изобличал пороки общества. Тогда мне казалось, что я делаю что-то стоящее, а это было всего лишь жалкое тявканье на власть. Но даже за эту малость меня упекли сюда, в то время как мои братья по идее вышли на площадь и протестовали. Зачинщики были расстреляны на месте… – Тут он сильно помрачнел. – Но это значит, что даже такая мелочь способна повлиять на ход событий. А ты, Жоакин… у тебя светлый, незамутненный условностями ум, а идеи идеально выстроены, словно ты получил степень философа.
Они остановились у людской, вместе наблюдая за работниками, которых отрядили развесить новые бельевые веревки.
– В столице и в других поместьях у меня остались еще друзья со схожими мыслями. Собственно, я отлучался, чтобы отправить им письма. Я пригласил их сюда, чтобы они выслушали тебя. – Леопольд положил ладонь на плечо друга, который весь сжался от этих слов. – Тебя должны услышать, Жоакин, ты не для того рожден, чтобы тут состариться и умереть среди людей, которые никогда тебя не поймут.
– Не совсем с тобой согласен, но… Когда приедут эти твои друзья-аристократы?
– Думаю, через пару дней.
– В таком случае пора снять с мебели чехлы, – констатировал Жоакин, и они скрылись в особняке.
***
Дом ожил. В дни ожидания гостей Жоакин изо всех сил старался не быть более требовательным, чем обычно, чтобы не выдать своего напряжения. Но, завидев его, горничные все равно разбегались, как мыши, и работали не покладая рук, наводя лоск на серебро и старую мебель.
Жоакина раздирало внутреннее противоречие: с одной стороны, он не хотел говорить перед всеми этими баловнями судьбы, но, с другой, ему было любопытно, поймут ли его на самом деле, возымеют ли какое-нибудь действие его слова. В любом случае, у него не было особого выбора, ведь если бы он отказался, то выставил бы Леопольда лжецом.
Ответные письма начали приходить уже на следующий день; первыми отозвались молодые помещики, чьи владения были неподалеку. Последним пришло письмо из столицы. Оно было написано строгим почерком на дорогой плотной бумаге, и его отправитель вызывал наибольшие опасения у Жоакина – он был государственным служащим. Хоть он и имел доступ к каким-то рычагам влияния, которые могли бы быть полезными, с тем же успехом он мог донести королю на «деревенских анархистов». И если в первый раз Леопольда пощадили, то во второй этого может и не случиться. Но молодой граф почему-то был полностью уверен в этом человеке.