– Хорошо, я вас слушаю.
– Думаю, мне нет нужды сообщать вам о выборах или их дате. Мы приложили немало усилий, чтобы никто не остался в неведении. Вы достаточно умная девушка, чтобы понимать: нам важен каждый, кто придет туда. Каждый, кто отдаст за нас свой голос. Только так мы сможем продолжать нашу деятельность и двигаться дальше. Продвигать законы. Только так! – Он устало потер висок большим пальцем. – А с вашей фабрикой вышла, мягко говоря, заминка. Похоже, среди ваших коллег совсем нет наших сторонников, так?
– Все еще помнят об Анхен. И сегодня почти никто не хотел слушать лектора. Вы правы, – убито заключила Луиза.
– И тут в игру вступаете вы. Вы знаете этих женщин, как не знает ни один из наших студентов. Знаете, чем они дышат, чем недовольны и чего именно они хотят. Думаю, вы справитесь с тем, чтобы собрать жалобы и предложения и… рассортировать их по степени выполнимости. Самые мелкие изменения нужно реализовать незамедлительно. Время тает, а они должны почувствовать нашу необходимость.
Петрик встал и склонился над сейфом. Послышались щелчки и клекот хитроумного замка. Через минуту на столе перед Луизой оказалась бумага с незнакомой подписью и печатью, а также плотный бумажный конверт.
– Это приказ о вашем назначении на должность. И деньги за рисунки.
Луиза осторожно тронула конверт, но заглянуть в него не решилась. Судя по его толщине, денег там было больше, чем ей удалось отложить за год работы на фабрике.
– Полагаю, у меня нет выбора?
– Его у вас нет, если вы действительно сопереживаете нам, а не только Густаву Юнсону. Не смущайтесь: было очевидно, что вас связывает нечто большее, чем работа.
Девушка молчала, нервно поправляя юбку на коленях.
– Итак, к слову о нашем строптивом лекторе… Оговорюсь сразу, его никто не выгонял. Из-за влиятельности моего отца многие предвзято смотрят на меня и неверно толкуют мои действия. Я всего лишь указал ему на допущенные ошибки, а он уже увидел во мне врага и тирана. Но и это не достойная причина, чтобы бежать. – Петрик вновь сел и сцепил руки на столе. – Он нам нужен. Сейчас. Поговорите с ним, и пусть он умерит свое тщеславие. Не для меня, а для Комитета.
***
Испарина приклеила волосы Луизы ко лбу так, что у нее не получалось вернуть их обратно в прическу, – пальцы мелко дрожали. В этом зловещем сыром тупике девушка успела сотню раз задаться вопросом: как она здесь очутилась? Вокруг зажглись все возможные источники света, но она предпочитала оставаться в тени.
Около часа назад она добралась до «Богемии», преисполненная чувством долга и собственного достоинства, – Луиза решила отмести все личное, забыть о своих нежных чувствах к Густаву и воззвать к его совести. Бедная маленькая проповедница.