В объятиях Снежной Королевы (Лабрус) - страница 5


— Он сказал, что решил жениться и его появления у меня создадут ненужные кривотолки, пока он не определится.


— Он ещё и не определился?


— Он только собрался подыскивать невесту, — и на последнем слове её окрепший на время голос снова перешёл на фальцет. — Я всю жизнь ждала, что это предложение он сделает мне. Всю жизнь надеялась. А он именно мне сообщает, что будет выбирать другую.


И новый поток безутешных рыданий.


Это действительно жестоко. Но вот такой он весь. Такой обаятельный, с тёплым взглядом карих глаз и ледяным сердцем. Расчётливый, холодный и бесстрастный. Бабы с ума по нему сходят, но Оксанка пала жертвой храбрых ещё в школе. И ведь семь лет ждала, пока он учился в столице, пока делал карьеру, а потом вернулся. И ещё пять лучших лет её жизни псу под хвост. Он приходил, когда хотел и, уходя, всегда говорил: «До свидания!». И она ждала его, этого нового свидания. Бежала домой с работы и ждала, ждала, ждала.


А может это был всё же акт милосердия? Может это наконец, подвигнет её начать новую жизнь?


— Может приехать к тебе? — честное слово, хоть валерианку пей, так она убивается.


— Не надо, — прогундосила Оксанка.


— Ты точно справишься? — она, кажется, перестаралась со строгостью в голосе. — Ты ничего там не задумала?


— Иногда ты так на него похожа, — всхлипнула подруга. — Холодом даже от трубки несёт.


Она шуршала бумажными платками, и громко сморкалась, совершенно не беспокоясь, как это звучит.


— У меня родители старенькие. Ипотека. Мне никак нельзя умирать. А ещё я хочу дождаться кого же он всё-таки выберет и выцарапать ей глаза. Интересно, за все их деньги она сможет себе купить новые? Ведь он наверняка выберет одну из этих, дочку какого-нибудь толстопуза депутата или нефтяного магната. Денег же много не бывает.


Дана тяжело вздохнула, но ей понравился Оксанкин настрой.


— Вот правда? Вот на что я рассчитывала? На что? Ведь он делил меня в постели с сотнями, тысячами девиц. Я же довольствовалась милостыней с его барского стола. Господи, Дан, какая я дура!


И трудно было ей возразить и не возразить нельзя.


— Ты не дура. Ты сильная, красивая, умная, уверенная в себе девушка. Ты заслуживаешь большего, чем может дать тебе мой брат. Ему было четырнадцать, когда что-то в нём сломалось. И с того самого дня я словно складываю камни то на одну чашу весов, то на другую. И та, где он поступает плохо с каждым годом всё тяжелее.


— Да, до этого дня тех, кто верил, что в нём есть что-то хорошее, было двое. Но сегодня, прости, ты осталась одна.


Она отключилась, а Дана ещё долго слушала короткие гудки, словно это биение сердца, пульс их многолетней дружбы, что ещё связывала их вопреки всему.