— Я, пожалуй, выберу флористику, — отложил в сторону рабочее расписание банкирской дочки Кайрат, решив подумать об этом позже.
На мониторе замелькали разными цветами цифры — началась биржевая сессия в Токио, сегодня он планировал продолжить свой рабочий день на торгах.
— Ну, я там сделала свои пометки, разберёшься, — сказала Таня и развернулась на своих каблуках к двери. — После вас! — махнула она рукой Ангелине.
— Давай, давай, — погнала её Ангелина, шлёпнув по попе.
— О, да! — отозвалась на этот жест Таня, подставив вторую ягодицу, и Кайрат просто прикрыл рукой лицо, пока они не вышли.
Глава 11. Дана
Время стало её врагом. Время липло к ногам, время склеивало крылья. Данка погрязла в нём как пчела в меду. Крошечная капелька могла бы сделать её счастливой, если бы Савойский ушёл в тот момент, когда она пророчила ему уйти. Одной секунды хватило бы, чтобы она включила звук у проклятого телефона. Но ничего этого не произошло и теперь она бессмысленно перебирала лапками в этой вязкой бесконечной массе времени, которая была у неё. Без него.
Она что-то делала, куда-то ходила, с кем-то говорила, не зная какой сегодня день недели, не переворачивая календарь, не всматриваясь в часы.
Писала, отправляла свои статьи, бережно протягивая обрывок единственной ниточки, что ещё могла их связать, но некий координатор проекта по имени Олег делал ей тупые и невнятные замечания, не оставляя надежды — никто тайно не прикрывался его именем, чтобы с ней поговорить.
Дни мучили ловушками миражей, а ночи ломали медвежьими капканами бессонниц. Если время её и лечило, то начало с шарлатанских припарок, когда Данка мечтала о лоботомии.
Ведь и надо то всего лишь забыть, развидеть, удалить из жизни крошечный кусочек длиной в неполный день и всё, жизнь станет прежней. Но вычеркнуть его как неудачную фразу из текста не получалось.
Зато получалось делать вид, что ничего не было.
И проще всего притворяться оказалось с Лёхой.
«Да, распните меня, презирайте, осуждайте, кидайте в меня камнями, — говорила она зеркалу, крася глаза. — Я всё это заслужила. Но хрен я теперь отступлю!»
Она мёртвой хваткой вцепилась в Лёху как в обломок доски после кораблекрушения и, даже выплыв на берег, размахивала ей как орудием, отбиваясь от жестокого одиночества, от оглушительной пустоты и от боли. Это было эгоистично, но инстинкт самосохранения требовал бороться. И она боролась как могла.
Ничего не подозревающий Лёха пришёл как-то вечером, когда зарёванная Данка как раз выносила на помойку сломанный стол.
— Да прекрати ты так расстраиваться из-за старой рухляди, — успокаивал её Лёха. — Ну и что с того, что мама его так любила, это всего лишь вещь. Глупо привязываться к вещам.