Очень много машин.
Наша машина останавливается. Разом открываются все четыре двери – Максим, Белка, Низкий и водитель выпрыгивают из машины. А я вросла в сиденье. Мне так страшно, что я не чувствую своих рук. Максим залезает на заднее сиденье и грубо хватает меня за руку, выволакивая из машины. Я кричу. Он не слушает. Мы на улице, посреди поля, заставленного тачками, и вокруг нас море людей. Они куда-то бегут. Мы срываемся и бежим за ними, впереди нас маячат бегущие Белка, Низкий и… вся охрана санатория «Сказка». Мне больно, мне дико страшно. Я кричу Максиму, но он лишь сильнее сжимает мою руку и тащит за собой. Сколько же здесь машин? Пятьдесят? Сто? Пятьсот?.. Мы обегаем одну за другой, мы лавируем сквозь металл и людей, коих просто бессчетное количество.
Впереди – зарево огней автомобильных фар. Мы выбегаем в полукруг света, и то, что я вижу, заставляет меня скулить и пятиться.
Перед нами армия – люди в робах, джинсах, спортивных костюмах с битами, ножами, палками, железными прутьями и разводными ключами. Их так много, что море голов сливается в единую массу, и я не могу даже примерно прикинуть, сколько их. Тысяча? Две тысячи? Пять? Я не вижу их лиц, не вижу, как они стискивают зубы, сжимают кулаки, не слышу как неистово качают воздух их легкие, как бешено колотятся сердца и как каменеют лица, глядя на то, как разрастается змея людской ненависти напротив них – она окружает их кольцом, она толстеет, она дышит, она смеется им в лицо. Я просто чувствую их страх, их ненависть кожей.
Я никогда не видела этого. Я лишь слышала об этом в далекие девяностые, но не знала, что такое все еще живет – стенка на стенку.
Только вот глядя на стенку «Сказки» я уже догадываюсь, чем все это кончится.
Максим резко, больно толкает меня на капот ближайшей к нам машине:
– Стой и смотри, – кричит он, сквозь гомон голосов. – Убежишь – найду и убью. Поняла?
Я смотрю в его бешеные глаза. Я киваю. Я заливаюсь слезами.
Он бросает меня и летит на свет.
Я жмусь к машине, мимо меня бегут люди, которые сбегаются в одну шеренгу, выстраиваясь напротив тех, кто дерзнул бросить им вызов. Я не понимаю – во имя чего? Что происходит? Что они делят? Я лишь вижу Максима, Белку, Низкого и Молчуна стоящих в авангарде. Только вот теперь и Максим – не Максим, и вся его шайка – злобные собаки, бешеные звери, которые почуяли кровь. Молчун больше – не Молчун – Егор гордо поднимает голову, глядя на людей, холодными глазами. На их лицах застыли остервенелые улыбки во все зубы, которые растягивают их лица в жуткой маске, где стеклянные глаза ничего не видят, руки сжаты в кулаки, ноги и спины напряжены и готовы к броску.