– Нет, – шепчу я.
Он не слышит меня. Стаскивает с меня свитер. Я вижу разбитые руки, с разодранной кожей и запекшейся кровью.
– Я не хочу, – скулю я.
Он расстегивает молнию спортивной куртки, снимает с себя, бросает её на пол. Горячие ладони ложатся на мое лицо, губы впиваются в мои, его язык – у меня во рту – я чувствую вкус железа.
Я толкаю его руками, пинаю ногой в живот:
– Я не хочу! – кричу я ему в лицо.
Крепкое тело легко выдерживает удар, ему не больно – тело под завязку напичкано адреналином – он под плацебо собственного изготовления. А еще ему плевать, чего я хочу, а чего – нет. Он бросается на меня, но я – чуть быстрее. Я бегу к лестнице, я лечу через три ступени, я слышу хохот за моей спиной. Забегаю в комнату, хлопаю дверью и подпираю её стулом. Сердце – отбойный молоток, пытается взорвать мое тело, кишки заворачиваются в узел – сколько же во мне еще осталось ужаса! Я – комок страха. Я – сплетенный в узел ужас. Я наваливаюсь на передние ножки стула, судорожно думая о том, убьет ли он меня?
Дикий грохот сотрясет дверь.
Я зажмуриваюсь, тихо скулю и плачу.
Второй удар – и полотно двери подбрасывает, словно снаружи взорвалась бомба – ярость – очень сильная вещь. Ярость делает возможным абсолютно все. Ярость делает человека всемогущим. Петли сошли с посадочных мест и один из болтов выстрелил, пролетев мимо меня.
– Максим, пожалуйста! – кричу я.
Третий удар – и дверь слетает с петель, вырывая куски дерева. Я с криком отскакиваю назад. Он выбивает дверь ногой, и она с грохотом рушится на пол. Я кричу. Он переступает через неё и идет ко мне – весь в крови, синяках и порезах. Кожа лоснится в свете луны, и на ней, как узоры древних воинов, разводы и потеки крови людей, чьих имен он никогда не узнает. Я пячусь назад, врезаюсь в стену и сползаю вниз, рыдая во весь голос. Он подлетает ко мне, хватает за руки. Я кричу от боли, и лечу на кровать.
Сейчас будет больно, Марина.
Я кричу, я рыдаю, я отчаянно карабкаюсь назад, забиваясь в спинку кровати.
Он залезает на кровать и хватает меня за лодыжки, таща к себе. Его тело горит в предвкушении оргазма и моего ужаса.
Сейчас будет очень больно.
Он расстегивает ремень моих джинсов.
– Максим, – плачу я, – пожалуйста, только не так!
Он расстегивает молнию и стаскивает их с меня вместе с нижним бельем.
Будет о-о-очень больно…
Я выворачиваюсь, ползу назад.
– Никогда не закрывайся от меня, – рычит он, стаскивая с себя спортивные штаны вместе с трусами, и остается совершенно голым. Его возбужденный член едва заметно пульсирует в такт разрядам пульса.